О чем невозможно говорить, о том следует молчать
Status praesens subjectivus
Автор: Createress
Бета: Remi.Influence ака Elinberg
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Пейринг: Уилсон/ОМП, Хаус
Жанр: Drama
Отказ: Ну, я бы написала, что все мое - но вы же все равно не поверите, правда? Так что, персонажи, события и места, чьи названия покажутся вам знакомыми, принадлежат тем, кому принадлежат
Цикл: Historia Morbi [1]
Аннотация: Хаус узнает ранее не известные ему факты о лучшем друге. У Уилсона новый роман. А на диагностическое отделение поступает пациент, у которого по непонятной причине очень часто повторяются пневмонии.
Комментарии: Тайм-лайн: вскоре после третьего развода Уилсона.
Канон, соответственно, учитывается частично.
Все медицинские случаи взяты из практики - очень редко моей, в основном моих преподавателей, кураторов и профессоров.
Огромная благодарность Remi.Influence ака Elinberg за быструю и качественную работу.
Status praesens subjectivus (лат.) - в точном переводе "Субъективное состояние на настоящий момент", в истории болезни соответствует разделу "Жалобы больного"
Предупреждения: слэш, OOC, AU
Статус: Не закончен
Глава 1Глава 1.
Врачи отличаются от нормальных людей в частности тем, что обычно не теряют друг друга из виду после окончания обучения, памятуя о том, что все имеют обыкновение болеть, и никто не знает, какой именно специалист тебе временами может пригодиться. Так, здоровый рыжий верзила из соседнего кампуса может когда-нибудь консультировать тебя по поводу остеопороза, а девушка, с которой ты виделся на какой-то вечеринке, выписывать тебе антидепрессанты или, что определенно менее приятно, нейролептики1. С этой точки зрения, посещение время от времени встреч выпускников становится не столько приятным, сколько полезным мероприятием.
Джеймс Уилсон имел склонность проявлять оригинальность в умении строить семейную жизнь или выбирать себе друзей, но тут оказался ее лишен. С удручающей периодичностью он честно тратил на дорогу несколько часов, чтобы выпить по бокалу вина в компании людей, которые последний раз играли какую-то роль в его жизни лет этак пятнадцать-двадцать назад. В этом году Уилсон опять сидел в ресторане с медиками его выпуска и слушал бесконечные вариации на такие животрепещущие темы: «А помнишь, как…» и «А знаешь, у меня теперь…».
- … Помните ту светленькую Элис, которую я водил на вечеринки на последних курсах? Мы поженились вскоре после того, как я поступил в ординатуру на общую хирургию, и теперь у нас трое детей, и четвертый на подходе!
Уилсону удавалось отделываться сочувственными замечаниями, пока Хелен Биллингс, которая, кажется, носила все те же очки в духе Леннона, что и в колледже, не наклонилась к нему поближе и не спросила:
- Что насчет тебя, Джим?
- Ну, у меня детей нет, и я в разводе, - коротко отчитался Уилсон.
Если уж говорить начистоту, то на фоне блестящих карьерных успехов, его личную жизнь, очевидно, следовало признать провальной.
- Погоди-ка, - обескуражено переспросил Дэн Харпер с другого конца стола, и Уилсон тут же проклял хороший слух отоларинголога, - ты же развелся уже лет десять назад, если не больше? Так и не женился снова?
- Именно, что женился. После развода с Бонни, я был женат на Джули.
- Бонни? – снова подала голос Хелен. – Разве так твою первую жену звали? Я же была на вашей свадьбе в восемьдесят восьмом или… восемьдесят седьмом…
- Бонни была моей второй женой, - сухо заметил Уилсон и отпил вина, надеясь прекратить этот разговор.
На пару секунд все угомонились, а потом Харпер дожевал-таки очередную порцию мяса.
- Три развода? – уточнил он, как будто это требовало еще пояснений.
- Может у тебя этот… как его… деструктивный сценарий брака2? – поинтересовалась Хелен, которая, кажется, изрядно перебрала. Во всяком случае, ее лицо было почти таким же алым, как и волосы.
- Кто тут упоминал о деструктивном сценарии брака? – вышел из прострации Дилан Кейси.
Уилсон припомнил, что этот после колледжа ушел не то в парамедицину, не то в парапсихологию3.
- Нет, никакой такой сценарий никогда не фигурировал ни в одном брачном договоре, - неловко отшутился Уилсон.
- Подождите, дайте мне слово! – вмешался доктор Гольдман. – В конце концов, разводы – это моя специальность, я же психотерапевт. Когда тебе всего за сорок и у тебя три развода, значит, если и нет деструктивного сценария, то какая-то причина, Джим, все равно должна быть.
Уилсон подумал, что понимает тех, кто считает, будто психотерапевт получает деньги, сообщая тебе очевидное.
- Да-да, - машинально повторил Уилсон вслух, стремясь свернуть, наконец, этот проклятый разговор, - какая-то причина…
*
Доктор Грегори Хаус в сотый раз перевернулся на другой бок и в сотый же поморщился от боли в ноге, по ощущениям простреливавшей тело при малейшем движении. Бессонница – вечное проклятье всех пациентов с хроническими болями – Хауса не щадила никогда, так что стоило ему сегодня ночью проснуться в душной темноте спальни и увидеть на часах мерзкие цифры «04:07», как он сразу понял, что со сном можно попрощаться. В самые тяжелые для больных предутренние часы унять боль не помогал даже викодин.
Бессонница бывает разной, но у Хауса была ее худшая разновидность – когда лежишь с тяжелой головой и стучащей кровью в висках, с глухим раздражением вслушиваешься в мерное тиканье часов и шум редко-редко проезжающих по улице машин, безумно хочешь спать, а сон все не идет.
Хаус перевернулся на спину и согнул в колене ногу, которую разрывало тупой болью. Боль тут же усилилась в несколько раз – точь-в-точь как он и ожидал. Все тело было покрыто испариной, и жар, сжигавший кожу, ничуть не помогал расслабиться и погрузиться в сон. Мужчина неловко сдвинул тяжелое одеяло в сторону, но без него тут же стал замерзать. По позвоночнику продергивало неприятным холодом, как при высокой лихорадке. Хаус снова повернулся, в отчаянии пытаясь найти какое-нибудь положение, при котором боль утихнет хоть чуть-чуть. Бесполезно, разумеется. Цифры на часах менялись издевательски медленно, словно кто-то, с замашками явного садиста, нарочно растягивал время.
Без четверти пять Хаус сдался и встал, тяжело опершись о трость и не сдержав тихого стона, вырвавшегося сквозь стиснутые зубы. С одной стороны, стесняться ему особо было некого – не Стива же, который дремлет в своей клетке на кухне? С другой - Хаус относился к породе людей, ненавидящих показывать свою слабость не только на публике, но и наедине с самим собой.
Добравшись до кухни, он включил свет, и Стив тут же проснулся, забавно поднимая усатую мордочку, очевидно, не желая пренебрегать возможностью получить от хозяина что-нибудь вкусненькое сверх рациона. Хаус проглотил таблетку викодина, не дав себе труда запить ее - отчасти потому, что в инструкции было четко указано: «каждую дозу обязательно запивать стаканом воды», и достал себе виски, так как там также было строго запрещено сочетать употребление лекарства с алкоголем. Он открыл холодильник, вытащил пакет нарезанной моркови для крысы. В дверце призывно звякнули бутылки пива, и Хаус какое-то время их рассматривал прежде, чем захлопнуть холодильник. Пиво – хорошая вещь для большой компании с девочками или дружеских посиделок перед телевизором пятничным вечерком. В пятом часу утра в пустой квартире, с разыгравшейся бессонницей и чувством, что твою неампутированную ногу отрезают прямо сейчас тупой пилой и без анестезии, определенно лучше пьется виски.
- Сюда бы хлороформа, - вслух произнес Хаус, озвучивая свои какие-то нечеткие мысленные образы. Вместо слов получился хрип – после окончания работы сегодня… нет, уже вчера, разговаривать ему больше не приходилось, так что Хаусу пришлось откашляться и повторить снова. Собственный голос в тишине пустой квартиры прозвучал неуместно и нарочито-громко, как в церкви или на кладбище. Стив, успевший снова свернуться комком шерсти, тут же проснулся и с благодарностью принял просунутую сквозь прутья морковку.
Хаус отхлебнул виски, подумывая, не стоит ли ему допиться до отключки. Какое-то время он прикидывал, что будет хуже – ходить завтра весь день разбитым из-за похмелья или из-за бессонницы, но существенной разницы обнаружить не удалось.
Лежать в темноте, пытаясь отрешиться от боли и уснуть – одно из самых неприятных времяпрепровождений. Однако бродить ночью по пустой квартире из угла в угол, не зная чем себя занять, немногим приятнее. Сидеть было нестерпимо больно - настолько, что на здоровой ноге мышцы начинали спазматически дергаться. Ходить было еще больнее. Хаус попробовал полистать какой-то журнал, но сосредоточиться хотя бы на том, чтобы буквы складывались в осмысленные слова, ему сейчас было не под силу. Думал было немного поиграть, но мысль об объяснениях с полицией, которую вызовут соседи, его сейчас не прельщала. Стив уже обследовал прутья клетки и, убедившись, что больше моркови нет, с философским спокойствием уснул снова. Глядя на него с легкой завистью, Хаус размышлял, бывает ли бессонница у животных, и пришел к выводу, что нет (медведи-шатуны не в счет). Бессонница – это определенно то, чем человек расплачивается за свой разум. Если уж на то пошло, род «homo» за свой вид «sapiens» вообще платит довольно многим. Взамен он получает последнюю версию Microsoft и возможность заниматься сексом абсолютно в любое время, когда только хочется. Одно Хаусу как-то уже давно не удавалось опробовать в деле, а насчет второго - Грег был совсем не уверен, что Microsoft стоит бессонницы.
Взгляд его уперся в коробки из-под китайской еды, стоявшие на столе. Уилсон, который должен был прийти вчера, отбыл на свою встречу выпускников, и поэтому Хаусу пришлось съесть обе порции, хотя воровать еду у самого себя совсем не здорово. Зачем он все же заказал две порции, Хаус вряд ли смог бы объяснить.
Если задуматься, то надо отметить, что, как ни странно, у Хауса ни разу не было бессонницы, пока Уилсон спал на диване в его гостиной. Хаус абсолютно уверен, что никакой логической связи тут, конечно, нет и быть не может.
Думать о том, что он уже дошел до такого состояния, что чувствует облегчение, когда жизненное пространство с ним делит хоть кто-то, не хотелось. Мысль о том, что это должен быть не просто кто-то, а именно Уилсон, была еще хуже.
Однако диагноз напрашивался сам собой, и хоть Хаус и не был поклонником бритвы Оккама, но произнес вслух:
- Тяжелый абстинентный синдром4, - наградив себя определенным диагнозом, он почувствовал какое-то смутное облегчение, - я думаю, Стив, это очевидно.
Стив поднял на него глаза-бусинки и пошевелил усами, на манер соглашающегося с ординатором профессора.
- Есть верная народная примета, - продолжил Хаус, подливая себе виски, - начал разговаривать с крысой – поехала крыша…
Он потянулся, взял телефон и набрал нужный номер, очевидно, разбудив ночного дежурного. Его соединили с абонентом через пару минут. Уилсон снял трубку сразу же.
- Какого черта, Хаус? Мне подарить тебе часы на Рождество или научить тебя ими пользоваться?
- А ты что, спишь?
- Конечно, нет. Как мне могло такое прийти в голову в пять утра?
- Вот и отлично. Раз ты все равно не спишь… Где шлялся-то?
- Только что вернулся со встречи выпускников, - неохотно признал Уилсон.
Хаус представил, что сейчас Джеймс наверняка развязывает галстук.
- Черт возьми, Уилсон, хватит – собирай манатки и мотай ко мне.
Пять часов утра – время, когда у Уилсона запас прочности минимален, поэтому он уставшим голосом ответил лишь:
- Хорошо. Завтра привезу вещи.
*
Когда Уилсон открывает дверь своим ключом часов в одиннадцать утра, то находит Хауса сладко спящим на диване. Джеймс качает головой, накрывает друга поплотнее пледом и уходит на кухню готовить завтрак.
~ ~ ~
1.антипсихотики, — психотропные препараты, предназначенные в основном для лечения психотических расстройств; зачастую вызывают "нейролепсию" - снижение двигательной и психической активности, безразличие к окружающим.
2.На бессознательном уровне может быть заложен деструктивный сценарий — тогда раз за разом любовные отношения терпят фиаско. Например, ребенок, выросший в неполной семье, мечтает, что у него-то все будет иначе — он создаст большую дружную семью, но в реальности воплотить это у него никак не получается: внутри есть сценарий неполной семьи.
3.Парамедицина - то, чем по необходимости приходится довольствоваться в отсутствии профессиональной медицины. Важнейшая функция парамедицины оказание первой доврачебной помощи буквально с первых мгновений после травмы. Иногда, термин парамедицина употребляется в значении: "раздел медицины, в котором применяются лечебные методы, не использующие известные физические посредники". Такими методами являются лечение посредством наложения рук, мысленного внушения.
Парапсихология - (по мнению парапсихологической ассоциации) дисциплина, которая направлена на исследование существования и причин психических способностей людей и животных, феноменов жизни после смерти, использует научную методологию.
4. Абстинентный синдром — синдром физических и/или психических расстройств, развивающийся у больных наркоманией спустя некоторое время после прекращения приёма наркотика или уменьшения его дозы (ломка).
Глава 2Глава 2
Выходные дни – единственные, когда Уилсон позволяет себе принимать душ и укладывать волосы после завтрака, а не до него, и, следовательно, единственные, когда Хауса не будит шум фена. Поэтому, теоретически, настроение у Грега за завтраком должно быть лучше обычного. На самом деле оно абсолютно такое же, потому что ему совершенно безразлично, от чего просыпаться: от шума фена, когда Уилсон укладывает волосы, или от позвякивания посуды, когда Уилсон готовит завтрак - лишь бы не от боли в четыре утра.
Уилсон ставит тарелку с блинчиками на стол, кидает ложку сахара себе в чай, отпивает и тут же, отплевываясь, хватает полотенце и зажимает рот.
- Хаус! – возмущается он наконец, откашлявшись, в то время как тот, увлеченно пережевывая блинчик, отвечает ему поразительно невинным взглядом голубых глаз. – Соль в сахарнице? Тебе что, четырнадцать?
- Брось, Уилсон, это – традиция.
Джеймс привычно посмотрел на него с укоризной: «Пора повзрослеть, Хаус…»
- Традиции нарушать нельзя, они – основа каждого общества. Дружеские розыгрыши и все такое…
- В прошлом месяце ты отправил на исследование в лабораторию под видом биоптата кусок колбасы.
Хаус согласно кивнул.
- Да, и они мне там нашли обширные поля некроза… Между прочим, мне не хотелось больше есть колбасу, дня два.
- Бедняга, - без намека на искренность посочувствовал Уилсон, наливая себе новую чашку чая.
- Во сколько ты вернулся вчера? – постаравшись, чтобы это прозвучало небрежно, поинтересовался Хаус.
Уилсон, погруженный в какие-то свои размышления (очевидно, прикидывая, какова вероятность того, что в джем Хаус намешал красный перец), ответил не сразу:
- Довольно поздно, полагаю.
- Monster Truck закончился в два, - подсказал Хаус, утаскивая из тарелки Уилсона намазанный джемом блинчик.
- Я просто живу у тебя, Хаус, - рассеянно заметил Джеймс, - я на тебе не женился. Или женился? На меня вообще это похоже.
- Нет. И, кстати, очень жаль, - отозвался тот и добавил задумчиво:
- Мне бы алименты не помешали.
- А мне бы не помешало найти квартиру, Хаус, и это было делать гораздо удобнее в гостинице, где никто не вырывал из моих газет страницы с объявлениями.
- С чего ты взял, что это я? – очень натурально возмутился Грег.
- Нас всего здесь двое!
- Бездоказательно. Ты слышал когда-нибудь о любопытной поправке к Конституции о презумпции невиновности?
Уилсон только головой покачал, не в силах сдержать улыбку. Хаус всегда выигрывает в таких спорах.
- Если перекроешь сегодня горячую воду, когда я буду в душе - обеда не получишь.
- Когда это я так делал?
- Вчера, - тут же ответил Уилсон, и Хаус был вынужден признать, что это соответствует истине.
- Ну, тогда ты должен понимать, что я не стану повторяться. Я же гений, Уилсон, я всегда могу придумать что-нибудь новенькое!.. – последние слова Хаус почти прокричал, потому что Уилсон, снова выразительно покачав головой, скрылся за дверью ванной комнаты.
Спустя полчаса, когда в ванной мерно шумел фен Уилсона, а Хаус сидел на диване и перебирал струны гитары, раздался телефонный звонок. Не оставляя гитару, мужчина прикинул шансы на то, кому этот звонок адресуется: ему или Уилсону. Определить их было не так просто: Уилсон жил здесь всего пару недель, но список постоянных абонентов у него был намного длиннее.
В любом случае Хаус не собирался брать трубку. Пусть поработает автоответчик. После четырех или пяти звонков шум фена смолк, и Уилсон вдруг резко распахнул дверь ванной комнаты.
- Хаус, выключи автоответчик!
Прежде, чем тот успел даже понять, что от него хочет Джеймс, автоответчик щелкнул, и запись сообщения началась.
- Джеймс, это Терри. Спасибо тебе за вчерашний вечер и за ночь, отлично все прошло – надо будет как-нибудь повторить. Позвони мне.
Новый щелчок возвестил, что сообщение записано. На автоответчике замигала лампочка.
Хаус забыл про гитару в руках. Уилсон каким-то нервным движением потирал шею.
В принципе, ничего такого странного в этом сообщении не было.
Только вот голос был мужским.
Хаус нарушил молчание первым.
- Пожалуйста, скажи мне, что «Терри» - это сокращение от «Терезы», и у нее жуткий ларингит.
Уилсон с совершенно несчастным выражением лица молча подошел к креслу и сел, опершись локтями о колени.
- Судя по тому, что у тебя даже глаза косить начали, - продолжил Хаус, - «Терри» сокращение от «Терренса», и у него приятный баритон без малейших признаков ларингита?
Уилсон снова промолчал.
- И он ведь тебя благодарил не за то, что ты вчера потратил всю ночь, рассказывая ему о классификации TMN1?
Уилсон и тут ничего не ответил, избегая встречаться с Хаусом взглядом.
- Ты ему перезвонишь?
- Тебя это волнует? – наконец вышел из прострации Джеймс.
- Слава богу, ты заговорил – а то я уж подумал, что у тебя паралич голосовых связок от шока. Уилсон?
Тот вздохнул.
- Нет. Я не рассказывал ему вчера о классификации TMN. Один раз мы ее упомянули за ужином, но только вскользь… И ларингита у него нет.
Повисла долгая пауза.
- И давно? – тихо спросил Хаус.
- Что именно «давно»? Я играю за две команды?
- Мне казалось, такие эвфемизмы вышли из моды в семидесятых? Или нет? Так как давно?
- С колледжа. Еще до моего первого брака у меня был… роман с однокурсником. Довольно серьезно – ну, насколько это бывает в двадцать лет. И я дружил тогда с одной девушкой… Не знаю, кто из них мне нравился больше… оба были замечательными. Может, это и вылилось бы во что-то в итоге, но тот парень… он уехал из города, а в двадцать романов на расстоянии не бывает… В общем, через пару месяцев та девушка уже была моей подругой официально. А через пару лет и моей женой.
- А с тех пор?..
- Неоднократно. Обычно после развода. Очередного, - ответил Уилсон, стараясь отогнать от себя мысль о том, насколько убого звучит это «очередного».
- И ты ни разу не обмолвился об этом за тот десяток лет, что мы знакомы? Ну так, как-нибудь вскользь. Или записочку мог мне к холодильнику пришпилить – черкнуть там в паре слов.
- Хаус, в наших традициях, что я никогда и ничего тебе не рассказываю из личной жизни – ты все разнюхиваешь сам.
- В данном случае это против правил, - возмутился Грег. – Я не мог такого предположить! – Уилсон в ответ пожал плечами. – И сколько же противоестественных интрижек тебе удалось от меня скрыть?
- Хаус, я их не считаю!
- Уилсон, колись.
- Не считаю, - упрямо заявил мужчина.
- То есть через твою постель прошло так много мужиков, что ты сбился со счета, когда кончились пальцы на левой руке и…
- Заткнись. Девять. Всего.
- А женщин? – решил уже выяснять все до конца Хаус.
Уилсон со стоном закрыл лицо руками.
- Ты оставишь меня в покое? Тебе мало того, что ты уже знаешь?
- Дай-ка подумать… Да, мало. Мне, Джимми, тебя всегда мало.
- Да за что ж мне это? – риторически вопросил тот. – Восемнадцать.
- Недурно, - слегка потрясенно отметил Хаус.
- Эй, я этим не горжусь! А теперь, когда мы все выяснили, и, пока твои вопросы не дошли до того момента, после которого мне останется только покончить с собой, я собираюсь пойти проверить студенческие работы.
Уже в дверях Уилсон обернулся.
- Грег… если хочешь, я съеду в гостиницу.
- Вовсе нет, - отозвался Хаус и тут же понял, насколько поспешно это прозвучало. – Хотя надо признать – у тебя очень своеобразный способ бороться с депрессией после разводов.
- Это звучало бы убедительнее, если бы со мной не говорил самый асоциальный человек в этом городе. Я сам справлюсь со своей личной жизнью, Хаус, спасибо.
- Ну-ну, - скептически отозвался он в ответ, - я тоже сам справлялся до семнадцати лет.
На лице Уилсона тут же появилось особое многотерпеливое снисходительное выражение, означавшее, что на этот раз обмануть его не удалось.
- Хаус!..
- Девятнадцати.
- Хаус!..
- Двадцати одного.
- Так-то лучше, - после короткой паузы признал Уилсон и вышел из гостиной.
Он как раз взял в руки первую работу и только-только начал вникать в судорожную белиберду, которую студенты выдавали за описание клинического случая, когда на кухню вошел Хаус.
- Знаешь, у меня тут еще один интересный вопрос.
- Тогда тебе лучше задать его побыстрее, - пробормотал устало Уилсон, - потому что я собираюсь отрезать себе уши, чтобы не слышать больше твоих вопросов и, особенно, комментариев.
- Ножницы во втором ящике кухонного стола, а скальпели в шкафчике в ванной, - с готовностью любезно подсказал Хаус. – Уилсон, зачем тебе понадобилось, чтобы я об этом узнал сейчас?
Джеймс удивленно поднял на него глаза.
- Ты о чем? Думаешь, это был какой-то план? Ты – параноик, Хаус! Как мне удалось бы подстроить, чтобы ты услышал это сообщение?
- Не знаю. Но я не знаю и того, как тебе удавалось все эти годы просидеть в подполье, а никто даже не заподозрил, что оно у тебя есть. Я не куплюсь на то, что ты удачно скрывал свои интрижки все время нашего общения, а сейчас так просто случайно прокололся.
- Ладно. Я мог бы и дальше прекрасно скрывать свои «интрижки», - признал Уилсон, и Хаус слегка поморщился от этой самоуверенности, но перебивать не стал. – Насчет «интрижек» я бы тебя просвещать не стал… Ты бы меня этим шантажировал до конца своих дней… ну, вообще-то ты и так будешь это делать…. Я хотел, чтобы ты об этом узнал сейчас, потому что не смогу скрыть «неинтрижку» потом…
Он замолчал, окончательно запутавшись в словах. Хаус нахмурился, пытаясь разобраться в невнятных полунамеках. У него на это ушло целых три секунды – похоже, они с Уилсоном и вправду слишком много знают друг о друге.
- Только не это! – простонал Хаус. – Уилсон, не говори, что решил сменить ориентацию на четвертом десятке! Ты даже не гей!
- Правда? Спасибо, а то я-то думал! Хаус, я знаю, ты – вдохновенный диагност, но это уже перебор.
- Ты перетрахал больше женщин, чем кто-либо из моих друзей!
- Это неудивительно: все твои друзья обаятельные, общительные люди, и все они, как на подбор, вымышленные.
- Ты был трижды женат!
- А еще я был трижды разведен… И, как мне тут любезно указали – на это должна быть причина.
- Черт возьми, Уилсон, ты не гей!
- Хаус, ты сам себя слышишь? Это самый бредовый разговор, который только можно вообразить! С меня хватит!
- Ножницы подать? – после паузы поинтересовался Хаус, упершись взглядом в пол. – Уши можешь выкинуть в пакет для мусора.
- Может, проще будет тебе отрезать язык? Мне Кадди еще премию даст, - сделал Уилсон робкую попытку пошутить.
Хаус, однако, в ответ даже не улыбнулся.
Уилсон подождал с минуту, а потом вернулся к студенческому безграмотному, бессмысленному, бессюжетному бреду. Хаус по-прежнему сидел рядом, просовывая кончик карандаша между прутьями клетки Стива.
В молчании прошло около четверти часа, после чего Уилсон положил ручку на стол.
- Французские тосты будешь? – спросил он, доставая из холодильника яйца и молоко.
- Буду, - отозвался Хаус, и Уилсон кивнул, прикидывая, сколько надо делать тостов, учитывая, что Хаус сворует у него, по меньшей мере, половину порции.
~ ~ ~
1. Классификация для характеристики злокачественных опухолей.
Глава 3Глава 3.
- Нет, мисс Трейси, вы не должны были принимать за раз двадцать одну таблетку оральных контрацептивов после возвращения из месячной поездки в Европу, в которую вы их взять забыли… - терпеливо объяснил Уилсон, ловя себя на том, что в такие моменты прекрасно понимает Хауса, избегающего приема в клинике, как чумы… На самом деле гораздо сильнее, чем чуму.
После мисс Трейси в кабинет к нему зашли двое мужчин.
- Останьтесь только вы, мистер… Райс, - заглянул в карточку из приемного покоя Уилсон, - ваш друг может подождать в коридоре.
- Я ему не друг, - отозвался молодой мужчина, помогая своему спутнику сесть на кушетку. – И он не может говорить, так что лучше я вам расскажу, что произошло. Я – Виктор Лидз.
- Очень приятно, - отозвался Уилсон, вытаскивая ларингоскоп. Он даже на расстоянии слышал, что у Райса затрудненное дыхание с дистантными1 хрипами, и ему это очень не нравилось. – И что же произошло с…?
- С моим партнером, - закончил за него Лидз. После такого заявления Уилсон невольно бросил на него быстрый взгляд искоса. Что-то в таком духе он подозревал – через некоторое время такие вещи начинаешь чувствовать на уровне невербальных коммуникаций. Мужчина, не обратив внимания или сделав вид, что не обратил внимания, на его взгляд, продолжал:
- Сначала мы заметили, что у него садится голос – это началось около четырех часов назад. Ричард… мистер Райс сказал, что ощущает какой-то дискомфорт в горле, боль при глотании. Он решил, что, возможно, простудился. Ричард настаивал на том, чтобы продолжать работу, и мы ничего не предпринимали. Однако ему становилось все хуже, а потом, когда он уже больше не смог говорить текст, я решил, что будет лучше отвезти Ричарда в больницу. Мы дали ему несколько леденцов от горла, но они не помогли.
- Они и не могли помочь, - отозвался Уилсон, внимательно разглядывая вход в гортань с помощью ларингоскопа. Картина была классической, как из учебника - все хрящи увеличены в размерах и отечны, а голосовая щель резко сужена. Он отложил ларингоскоп. – У вас, мистер Райс, развился отек гортани. Я сделаю вам инъекцию антигистаминных препаратов и ингаляцию кортикостероидов, однако, боюсь, вы подлежите обязательной госпитализации, так как может развиться стеноз гортани.
После того, как Уилсон, проделав нужные манипуляции, вызвал медсестру, отправил Райса на ЛОР-отделение и вернулся назад в смотровую, чтобы заполнить нужную документацию, он обнаружил, что Виктор Лидз все еще сидит там.
- Я думал, вы уже ушли, - заметил Уилсон, начиная заполнять бланк на госпитализацию, - а если не ушли, то сейчас на отделении беседуете с лечащим врачом.
- Нет, - отозвался тот с улыбкой, - не думаю, что Ричард будет мне благодарен – мы не слишком близки. Я остался, потому что вам, наверное, нужны данные страховки, а Ричард, очевидно, еще долго ничего не сможет ничего сказать. Я списал его данные из рабочих документов.
- Вы – идеальный сопровождающий для больных, - признал Уилсон, и мужчина опять ему улыбнулся.
Пожалуй, он вообще улыбался слишком часто для человека, обеспокоенного состоянием здоровья своего… партнера. Впрочем, это было не единственное, что Уилсону казалось странно наигранным в этой… паре.
- Спасибо вам, - тепло поблагодарил Лидз, поймав взгляд врача.
Глаза у него оказались очень темными, почти черными, и резко контрастировали со светлыми волосами.
– Поверьте, здоровье Ричарда – это очень важно. Мне можно угостить вас кофе в знак благодарности, доктор… Уилсон?
Уилсон машинально бросил взгляд на наручные часы на правом запястье - таким образом он выгадал пару секунд, чтобы обдумать предложение. Его смена в клинике закончилась пятнадцать минут назад.
- Почему бы и нет? Подождите меня в коридоре пару минут – я только переоденусь.
Когда за Лидзом закрылась дверь смотровой, Уилсон набрал номер телефона и прослушал с минуту какие-то высокохудожественные гудки, прежде чем Хаус соизволил ответить на вызов.
- Хаус, иди обедать один, я не пойду сегодня в больничную столовую - у моего пациента в клинике…
- Уилсон, я про своих-то пациентов из клиники ни слова слышать не желаю, и мне лень даже притворятся, что это интересно - слушать про твоего.
- Отлично, потому что мне лень рассказывать, - отозвался Уилсон, вешая трубку.
*
В небольшой кофейне неподалеку от больницы им достался столик в тихом уголке зала для некурящих. Лидз снял светло-серое пальто и остался в теплом синем свитере с высоким горлом.
- Не могу привыкнуть к вашей осени в Нью-Джерси – все время мерзну.
- Откуда вы?
- Джексон, Миссисипи, но, по большей части, живу в Калифорнии. Мне латте с черносмородиновым сиропом, пожалуйста, - обратился он к официанту, бегло просмотрев меню. Уилсон отметил это про себя как очко в пользу Лидза – он сам терпеть не мог, когда кто-то долго не может сделать заказ.
- Экспрессо, - заказал Уилсон. – Вы в Джерси по работе?
- Да, уже четыре месяца, и пока шансов на то, что я уеду отсюда до настоящих холодов, нет. Лофтон, конечно, обещает, что поторопится, но это стоит не больше, чем прошлогодний снег. У вас, кстати, в прошлом году был снег? Я его видел всего пару раз в жизни – хотелось бы посмотреть. Правда, съемкам он не пойдет на пользу.
- Съемкам?
- А, я же вам ничего не объяснил! Я слишком много общаюсь с представителями своей профессии – перестаешь адекватно воспринимать действительность, кажется, что все должны знать, что снимать натурные сцены в Джерси дешевле, чем Висконсине.
- С врачами такое тоже бывает – когда на встрече с друзьями начинаешь обсуждать специфические проблемы лечения, - признал Уилсон. - Так вы актер?
- Виновен.
- Я мог видеть вас в каких-нибудь фильмах?
- Ну, если вы не смотрите сериалы в прайм-тайм на платных каналах, то вряд ли.
- Нет, я не смотрю.
- Я тоже. У меня и телевизора-то нет. Ричард – мой партнер по съемкам, так что сегодня я оказался свободен, раз уж он в больнице.
- Вот оно что…
- А что вы подумали, когда я сказал, что мы партнеры? – улыбаясь, спросил Лидз, наклоняясь ближе к собеседнику. – Что я – гей?
- Собственно…
- Вы правы. Я – гей.
Уилсон сделал глоток своего экспрессо.
- Я это понял.
- Я так и догадался. Но Ричард-то натуральнее натурального.
- Да, это я тоже понял, - заметил Уилсон. – Это меня очень удивило.
- Тогда вы очень деликатны. Все врачи такие?
- Нет, - сразу ответил Уилсон. – Не все.
- Вы не ошибаетесь в таких вопросах? Ну, - Виктор рассмеялся, - невербальных контактов?
- Почти никогда.
- Для актера на самом деле большой разницы-то нет. Ричард не видел свою жену полгода, так что его семейная жизнь мало отличается от моей, при том, что у меня вообще никого нет. Я хочу сказать, что мало кто может терпеть мужчину, который двенадцать часов в сутки притворяется другим мужчиной, четыре часа готовится и тренируется притворяться, а восемь часов спит. Я слишком много говорю, да?
- Вовсе нет. Мне нравится вас слушать.
- Отлично, потому что я очень рад, наконец, поговорить в Джерси с кем-то, не имеющим отношения к телевидению.
- Наверное, мы все время от времени устаем от тех кругов, в которых вращаемся.
- Тогда расскажите мне о кругах, где вращаетесь вы. Потому что, если честно, меня врачи скорее пугают.
- А врачей вообще мало кто любит, - усмехнулся Уилсон.
- Вы спасаете жизни.
- Не так часто, как хотелось бы… В лучшем случае пациент нам благодарен, но за что ему любить врача? Мы всегда ассоциируемся с болью, нездоровьем…
- Не верю, что ваши пациенты вас не любят, доктор Уилсон, - перебил его Лидз.
- Ну… Возможно, я – счастливое исключение. Мне повезло.
- Не везет тем, кто ничего не делает, - методистской поговоркой отозвался мужчина.
Через три четверти часа, когда Уилсону пора было возвращаться в больницу, он наотрез отказался от того, чтобы Лидз оплатил счет за двоих.
- Зря вы так, Джеймс, - заметил тот. – Для меня это действительно ерунда… И кроме того, так я мог бы считать, что это было свидание. А у меня давно не было свиданий…
- А если я завтра вечером заеду за вами и приглашу на ужин – это вы сможете считать свиданием? – спросил Уилсон, глядя ему в глаза. Виктор ответил ему улыбкой.
- Думаю, смогу.
*
- Ты знаешь, кто такой Виктор Лидз? – словно бы между прочим спросил вечером Уилсон у Хауса, одновременно прицельно шлепая его шумовкой по руке, когда тот постарался стянуть картошку у него из тарелки.
- Так вот зачем ты ее на стол положил… - задумчиво пробормотал Хаус, принимаясь за свою картошку. – Лидз?.. Телеактер? Шоу с ним идет как раз в то время, когда я успеваю занять работой малышню и свалить к телеку коматозника. Смазливая рожица.
- Он был на приеме в клинике сегодня…
- О, боже! Как я мог такое пропустить? Сомневаюсь, что у меня получится когда-нибудь пережить такое горе! Хотя я, конечно, постараюсь найти в своей душе достаточно мужества, чтобы перенести это несчастье достойно… На крайний случай позаимствую немного мужества у какого-нибудь твоего умирающего пациента, у тебя их до фига. Конечно, меня еще слегка поддержит мысль о том, что, когда ты флиртовал с ним напропалую, тот был одет в синее, а девушки с визгом падают в обморок от его вида, только когда на нем что-нибудь теплых оттенков.
Пользуясь тем, что Уилсон утратил дар речи, Хаус стащил из его тарелки еще картошки и заодно переставил кружку с чаем, налитым Уилсоном, к себе.
- Не застывай так, - заметил Хаус. - Я бы мог, конечно, соврать, что сработала звуковая сигнализация на твои грязные мысли, к которой я подвел камеру наблюдения, но вообще-то вас в кофейне просто видела какая-то подружка Кэмерон из офтальмологии. Она с таким восторгом делилась подробностями, что ее услышал даже вконец глухой дед-рентгенолог, который лишился слуха еще во времена охоты на ведьм.
- Про… флирт… это тоже она сказала?
- Нет - вот это как раз сработала звуковая сигнализация на твои грязные мысли. Ты не мог мой чай заварить покрепче?
- Твой чай – это мой чай, который ты пьешь? – уточнил Уилсон.
- Ну да, - подтвердил Хаус. - Ты не мог заварить его покрепче?
- Уже девять вечера, Хаус.
- А что, после шести разрешено пить только подкрашенную мочу?
- Да, она действует как успокоительное, способствует крепкому сну и помогает бороться с бессонницей.
- Я предпочитаю бессонницу, - врет Хаус – его бессонница вот уже месяц как бесследно исчезла.
Что, конечно, не имеет ни малейшего отношения к тому, что диван в гостиной каждую ночь (ну, почти каждую) оккупирован Уилсоном.
*
Когда Уилсон приехал за Виктором на третье свидание, тот неожиданно пригласил его вместо ресторана отправиться на пикник.
- На пикник? – с некоторым удивлением переспросил Уилсон. – Уже довольно поздно…
- Это недалеко, - отозвался Виктор, доставая ключи, и открыл дверь подъезда, откуда только что вышел. – Проходи, Джеймс.
Апартаменты состояли всего из двух комнат, но обе такие просторные, словно танцевальные залы. Огромные окна, без жалюзи и без штор, наводили на мысль скорее о студии, нежели об обычной квартире.
- Я принесу еду с кухни, а ты можешь снять покрывало с кушетки и постелить его на пол, если хочешь, чтобы это был настоящий пикник, или постелить скатерть на стол, если тебя устроит обычный ужин.
Еда была упакована в настоящие корзины для пикника, поэтому Уилсон порадовался, что выбрал постелить покрывало на пол – это определенно больше подходило антуражу общей сцены.
Лидз опустился на колени на покрывало, раскладывая приборы и еду. Уилсон, помедлив, снял пиджак, распустил галстук и сел рядом.
- Почему пикник?
- Потому что я очень давно не был на пикнике – мне и за город-то выбраться не удается… кроме как на съемки, а это я не могу считать полноценным пикником… Хотя там, если зазеваешься, тоже можно получить полную миску салата с майонезом в лицо. Кроме того, мне хотелось показать тебе свою квартиру.
До этого Уилсон уже успел отказаться подняться «выпить кофе», и, кажется, его отказ был принят с облегчением.
- Очень необычная планировка…
- Ненормально дорогая планировка, - уточнил Виктор, отбрасывая со лба длинную челку. – Если бы я выбирал сам, то снял бы что-нибудь более функциональное и менее экстравагантное. Актерская профессия обязывает, но вообще-то я из тех, кто предпочитает «Мустангу» «Вольво». Я принес тебе бутылку красного вина, если хочешь.
- Нет, спасибо. Когда я пью в одиночестве, у меня всегда появляются нехорошие предчувствия.
- Джеймс, - заметил Виктор, накрывая прохладной сухой ладонью его руку, - почти во всех компаниях, где я бываю, пьют алкоголь - я к этому привык.
Уилсон уже успел выяснить, что Виктор – методист2 и довольно строгий, следовательно, алкоголь, равно как и другие сомнительные привычки, для него под запретом. Джеймсу не было до конца понятно, как именно в такую ортодоксальную систему вписывается привычка Виктора ложиться в постель с мужчинами, но, по ряду причин, он этот вопрос не затрагивал. В конце концов, список успокаивающей «лжи во благо» о святости истинных чувств вне зависимости от религиозных норм, которой всегда прикрывают нарушения догм, он вполне мог выдумать и сам.
- А в актерской карьере отказ от употребления алкоголя…
- … очень помогает, - закончил за него Лидз, - меньше шансов спиться или проснуться в постели с незнакомцем, спрашивающим тебя, кто ты такой. Не смейся – мой приятель рассказывал, каким идиотом он себя в этот момент чувствовал. Проблема в том, что с тем образом жизни, который мы ведем, можно либо пить очень много, либо не пить вообще. Лучше расскажи, чем снимают стресс онкологи? Я не представляю, как можно выносить такую специальность.
- Ну, я-то свою работу люблю… В медицине почти все специальности имеют какую-то свою, обычно малоприятную, специфику. На самом деле, в онкологии куда больше позитивных эмоций, чем принято верить… Любой, самый незначительный бонус, который удается отыграть у смерти хоть на небольшое время, здесь приравнивается к победе.
- Прости, Джеймс, но это звучит ужасно.
- Просто тут приходится мыслить другими категориями, - излишне резко отозвался Уилсон. – Победа врача для пациента - когда он излечивает, изгоняет болезнь. А, на самом деле, если ты не инфекционист и не хирург, то ты вообще никого никогда не излечиваешь, ты только лечишь. Поэтому если тебе нужны триумфы излечения… или ты не можешь вынести половинчатых решений, то у тебя мало путей в медицине. А мы, остальные врачи, радуемся тому, что продлеваем жизнь пациента насколько можно и не даем болезни ограничивать эту жизнь.
- Прости меня, - повторил Виктор, поглаживая его руку. – Я не должен был такого говорить. Я ведь ничего не понимаю в этом. Хочешь, я музыку включу? Что тебе нравится?
- Джаз, - почти машинально отозвался Уилсон.
- О, я обожаю джаз. Спорим, я поставлю запись, которую ты не узнаешь?
- Думаешь? Я хорошо знаю джаз.
- Тогда спорим на желание. Закрой глаза.
Джеймс прикрыл глаза ладонью, пока Виктор поставил какой-то диск и включил воспроизведение. Несколько мгновений, пока из динамиков неслись звуки музыки, Уилсон сидел молча.
- Виктор, - не отрывая ладони от глаз, заговорил он, - это нонет Майлза Дэвиса, альбом «Рождение кула», 1949 года. Я действительно хорошо знаю джаз, так что можешь взять назад свое предложение о желании.
- И не подумаю, - покачал головой Виктор, и светлая челка упала ему на глаза. – Чего ты хочешь? – спросил он тихо, склонившись к Уилсону. Тот медленно убрал челку с его лица, проведя кончиками пальцев по скуле. – Почему я, Джеймс?
- С тобой очень спокойно и удобно, - невпопад ответил Уилсон, и Виктор смеялся, когда он мягко завалил его на расстеленное покрывало.
~ ~ ~
1. Хрипы, слышимые без стетоскопа, на расстоянии.
2. Методи́зм - протестантская церковь, требующая последовательного, методического соблюдения религиозных предписаний.
Глава 4
Глава 4
Пробуждение субботним утром, несомненно, сократило Уилсону жизнь на пару лет, потому что первое, что он, открыв глаза, увидел - была крыса, сидящая у него на груди. На самом деле, Стив Маккуин ради розыгрышей своего неугомонного хозяина рисковал еще сильнее, потому что, не подави Уилсон своего первого порыва, несчастная крысиная жизнь оборвалась бы в тот же момент.
Однако, гуманизм и сострадание, которые, несмотря ни на что, оставались ведущими чертами в характере Уилсона, победили, и он с некоторой брезгливостью запихнул Стива назад в его клетку.
Когда хозяин злополучной крысы проснулся через пару часов и встал с кровати, то попал ногой в таз с ледяной водой.
- Разыгрывать тебя перестает быть интересным, - пожаловался Хаус за завтраком, вяло ковыряясь в омлете с грибами.
- Если твоя крыса еще раз окажется в моей постели, я тебя в клетку посажу, - хмуро отозвался Уилсон, ставя на стол тарелку с тостами.
- Ну, конечно, в твоей постели можно спать только телеактерам, а киноактерам туда вход воспрещен?
- Хаус, ты не опаздываешь? – перебил его Джеймс, надеясь прекратить этот разговор.
- О, да! Я ведь так боюсь припоздниться на встречу с профессиональным козлом-болтологом! Мы еще не закончили, Джимми, не надейся.
- Не надеюсь, - вздохнул Уилсон.
*
Дверь ударилась о стену с такой силой, что с потолка едва штукатурка не посыпалась. Доктор Лэндлоу меланхолично поднял глаза, проверяя, не рухнула ли люстра, как делал всякий раз, когда этот приду… пациент распахивал дверь ударом трости. То есть, практически, в каждый его приход.
- Тринадцать минут, - без раздражения в голосе констатировал психотерапевт, сверив время по стоящим на столе часам с открытым механизмом.
- Чертова дюжина? Ну, тогда, наверное, это темные силы меня задержали по дороге, - отозвался пришедший, даже не притворяясь смущенным, и завалился на кушетку.
- Доктор Хаус, пожалуйста, - попросил Лэндлоу, жестом указывая на кресло перед своим столом.
- Почему мне нельзя лежать на кушетке? – капризно проворчал тот, неохотно вставая.
- Потому, что во время сеанса психотерапии вы на ней заснули как-то раз…. Раз пять или шесть, если быть точным.
- О, ну я-то работаю настоящим врачом: нагрузки, авралы, прием в клинике… сами понимаете – мне хотелось спать.
- Как ваша бессонница?
- Сейчас у меня все в порядке, спасибо. А как ваш супружеский секс?
- Доктор Хаус.
- Я просто пытаюсь поддержать светскую беседу, стараюсь быть вежливым.
- Отлично, теперь, возможно, вы будете не таким вежливым и перестанете хамить? Вы пытались расписывать причинно-следственные цепочки ваших поступков, приводящих к эмоциональному саморазрушению, как мы с вами обсуждали в прошлый раз?
- Я начал, а потом вспомнил, что я не гей и бросил.
- Ясно… ладно, попробуем воссоздать сейчас это вместе…
- Простите, док, вы милый и все такое, но я не по этой части. Вот есть у меня друг, который на четвертом десятке решил вылезти из подполья и сменить руль на правосторонний… Могу познакомить.
- Давайте поговорим о вашем друге, доктор Хаус, - предложил Лэндлоу, пытаясь поймать взгляд своего пациента, но тот был прикован к вращающимся шестеренкам часов. – Он все еще живет в вашей квартире? – в ответ неопределенный жест, который можно принять за кивок. – Он не хочет съезжать или вы не хотите, чтобы он съезжал?
- Да, я просто в восторге от шума фена по утрам и очереди в ванную.
- Ну, учитывая ваш характер, если это единственные претензии – то вы и вправду в восторге. Почему вы хотите, чтобы он остался? Из-за бессонницы?
- Моя бессонница тут вообще не причем! Когда Уилсон ночует у своего… приятеля… я все равно хорошо сплю.
- Вас задевают его романы? Вы не первый раз упоминаете об этом факте. Почему вас это задевает? Вы страдаете гомофобией?
- Нет, - мрачно буркнул Хаус. – Уилсон не гей. Он не был геем все те десять лет, что мы знакомы.
- Ученые придерживаются теории о том, что ориентация определена с рождения, так что, очевидно, все же был. Вам неприятно, что он не доверился вам или что… лишил вас шанса?
- Это вы на что сейчас намекаете? – поднял голову Хаус.
На какой-то миг Лэндлоу понадеялся, что все же встретится с ним глазами, но в последний момент его пациент отвел взгляд в сторону.
- Я просто спрашиваю. Хаус, оглянитесь на ваши поступки за последние годы – начиная от прогрессирующей наркозависимости и заканчивая судебным преследованием – это все похоже на результаты обдуманных, взвешенных решений? Складывается такое ощущение, что вы сознательно выбираете саморазрушающую модель поведения. Зачем?
- Вы что, еще ответа ждете? – спустя мгновенье отозвался Хаус. – Вы его не услышите. Вы деньги получаете не за то, чтобы я обосновывал ваши безумные теории.
- Существует, как минимум, несколько вариантов ответа. Учитывая, что у вас самодеструктивная модель по подростковому типу поведения… да, именно так, доктор Хаус… то это может быть вид мести окружающим за то, что вам вернули жизнь, когда вы об этом не просили, и за такую цену, которую вы не готовы были платить. Вполне типичная подростковая реакция – разрушение своей жизни в отместку другим. А есть второй вариант…
- Сгораю от нетерпения… - саркастически пробормотал Хаус, занятый попытками уравновесить трость на ребре ладони.
Лэндлоу со вздохом снял очки и потер высокий, с залысинами, лоб.
- Дело в том, что существуют люди, которым вообще ничего не нужно, если они не могут получить желаемое. Никаких компромиссов, никаких половинчатых решений. Фанатично-максималистское поведение. Тоже свойственно подросткам, в основном.
Трость с грохотом упала на пол, и Хаус получил несколько мгновений передышки.
-И чего же я, в этом случае, так желаю, что разрушаю сам себя с досады, что не могу это получить?
- Это вы мне скажите, доктор Хаус. Чего вы хотите?
- Всего понемножку. Лекарство от рака, свободу слова, свободу совести, мир во всем мире, прекращения военных действий американцами на Востоке, порно на бесплатных…
- Доктор Хаус. Пожалуйста. Разумеется, это не единственные варианты – это может быть еще обход подсознательного запрета на суицид, например… и многое другое. Я не могу за вас решить, какой вариант соответствует истине. Вы ничего не хотите рассказать?
- Нет, спасибо, - покачал головой Хаус, забрасывая в рот таблетку викодина. Психотерапевт жестом предложил ему стакан воды, но Хаус лишь отрицательно покачал головой.
- Таблетки помогают? – спросил Лэндлоу и получил неопределенное пожатие плеч в ответ. – Доктор Хаус, что вас связывает с Уилсоном?
- Что это за вопрос? Я не знаю, что вы имеете в виду, но, когда нам случалось ночевать в одной постели, мы спали строго под разными одеялами.
Если подумать, то взрослым людям, какими бы близкими друзьями они ни были, обычно вообще не приходится ночевать в одной постели. Хаус был благодарен, что Лэндлоу не заострил на этом внимания.
- Это похоже на созависимость, - напрямик отозвался Лэндлоу, глядя на часы. Шестеренки вертелись, и крутились стрелки, отсекая минуту за минутой. Хаус в первый раз с начала сеанса посмотрел ему прямо в глаза. – Ее можно рассмотреть на примере классической системы психоанализа: Эго, Супер-Эго и Ид. Ид – начало беспорядочное и полное энергии, которое стремится к удовлетворению желаний и не сковано никакими рамками. Супер-Эго – начало, ограничивающее Ид, приводящее его действия в соответствие с требованиями морали, формируется обычно в детстве под влиянием отца или аналогичного лица. Эго примиряет два начала и осуществляет контакт с окружающим миром, согласно поставленным задачам.
- Я знаю теорию Похотливого Старого Козла Фрейда.
- Не сомневаюсь. При отрицательном шаблоне, когда отец не становится прообразом Супер-Эго – например, при конфликтных отношениях в семье – формирование Супер-Эго может нарушаться. Так как полное главенство Ид убьет любую личность в обществе, то Эго ищет кого-то в окружении, кто будет выполнять роль Супер-Эго. Что-то вроде вынесенной отдельно совести. При самодеструктивной модели поведения, когда задачей стоит окончательно разрушение личности, Эго контактирует с миром согласно именно этой задаче. То есть делает все, чтобы личности было легче разрушаться.
- Вы считаете, что Уилсон – моя совесть?
- А вы? Это не исключено. Он занял эту позицию, когда ваше саморазрушение еще не достигло таких размеров или еще не существовало вовсе, и вы искали способ успешной адаптации. Теперь уже не ищете.
- Мне давно нужно не это…
- А что?
Вопрос повис в воздухе, и через полминуты Лэндлоу понял, что отвечать Хаус не собирается. Шестеренки в часах вертелись, и крутились стрелки.
- Боюсь, наше время вышло, - наконец сказал психотерапевт.
С неожиданной скоростью, учитывая его больную ногу, Хаус встал с кресла.
- Вот и чудно. До встречи на следующей неделе, док.
- Доктор Хаус. Сядьте, пожалуйста. Не будет никакой встречи на следующей неделе.
- Вы куда-то уезжаете? Съезд Самых Бесполезных Врачей Года?
- Я никуда не уезжаю. Это вас здесь не будет.
Хаус оглянулся по сторонам.
- А где я буду?
- Где угодно, только подальше от моего кабинета. Хаус, мы встречаемся с вами полгода. Это двадцать четыре встречи. Вы так и не заговорили. Наши сеансы проходят по прежней схеме – я рассказываю вам, что вы, по моему мнению, должны чувствовать. Ваша социализация по-прежнему на нуле, если не отрицательна. Ваша зависимость только прогрессирует. Знаете, как это называется? Провал терапии. Я не вижу смысла продолжать это «лечение» и не имею морального права брать за это деньги. Тем более, что, если вы не предпочитаете в определенных кругах отзываться на имя «Лиза Кадди», то чеки выписываете не вы. Я не знаю, кто и какую руку вам вывернул, чтобы загнать на психотерапию, но передайте этому человеку, что из насильственной терапии ничего не выйдет. Удачи.
*
Дома обнаружилось, что Уилсон отбыл в неизвестном направлении и, прикинув, позвонит ли тот сам, чтобы уточнить, как прошел сеанс психотерапии у его друга, Хаус достал мобильный телефон и набрал номер.
- Ваш с Кадди мозгоправ спекся, - с ходу сообщил он, как только услышал голос Уилсона в трубке.
- Ты не забыл стереть отпечатки пальцев и закопать труп? – невозмутимо спросил тот.
- Нет, я все сделал, как показывали в CSI. Ты будешь моим алиби.
- Увы, я должен отказаться от такой чести. Я за городом и вернусь только поздно вечером или завтра утром.
- Да, знаю, я нашел твою записку.
- Я ничего не писал, Хаус.
- Я заметил. Это был сарказм. Можешь посмотреть значение этого слова в толковом словаре – у актера он наверняка должен быть.
- Каждый, кто проведет с тобой хоть пару часов, узнает значение этого слова на собственной шкуре, Хаус, - в тон ему ответил Уилсон. – Мы в загородном клубе…
- Мне это так интересно узнать! Это тоже был сарказм, - сказал Хаус, нажимая отбой.
* * *
По счастью, рабочий день Виктора в этот понедельник начинался в 6:30 утра, поэтому он не стал делать проблемы из того, что они с Уилсоном завтракают обезжиренными и обессахаренными овсяными хлопьями в половине шестого. После этого у Уилсона еще хватило времени вернуться на квартиру Хауса, переодеться, приготовить на скорую руку второй завтрак и в семь утра позавтракать снова - недиетическими оладьями с медом. Такой утренний ритуал с некоторыми поправками продолжался уже шесть недель с лишним и надоел ему до смерти.
- У меня не гостиница, Уилсон, - хмуро сообщил ему Хаус за завтраком, - чтобы тебе нужно было отмечаться до какого-то срока.
- Я тоже так подумал. Наверное, будет лучше, если я … перееду к Виктору… я все равно остаюсь там практически каждую ночь. Глупо, что я приезжаю к тебе на квартиру каждое утро, чтобы переодеться перед работой.
- Очень глупо, - подтвердил Хаус. – Твой переезд меня мало беспокоит, а вот по блинчикам я буду скучать.
- Я кормлю тебя ленчем, обедом, а подчас и ужином – разберись уж с завтраком сам! – сухо ответил Уилсон, стараясь не показать, как его задела реплика Хауса. – Вечером соберу вещи.
- Так, а вот теперь ты меня напугал. Такое впечатление, что ты как будто бы и не шутишь.
- А я и не шучу.
- Уилсон, хватит, День Дурака в апреле, а сейчас только конец ноября.
- Я не шучу. Я съезжаю.
- Черт возьми, Уилсон, ты в своем уме?! – вышел из себя Хаус, резко отодвигаясь со стулом от стола. – Да ты с этим парнем почти незнаком! У меня с пакетом молока с нижней полки холодильника более длительные отношения!
- У нас просроченное молоко в холодильнике? Оно должно быть просроченным, потому что я встречаюсь с Виктором два месяца.
- Нет, у него срок годности истекает только в феврале.
- Зачем ты держишь молоко длительного хранения в холодильнике? – заинтересовался Уилсон.
- На случай нападения молокоедов из космоса. Не отвлекайся от темы, Джимми-бой.
- Господи, Хаус, ты съехался со Стейси через неделю после вашего свидания!
- Это совсем другое дело, - неохотно огрызнулся Хаус.
- Почему? И вообще тебе надо радоваться – никаких проповедей, никаких укоризненных взглядов на то, как ты принимаешь свой проклятый викодин, никакого шантажа, чтобы ты тащил свою задницу в больницу без опозданий!
- Да, черт возьми, я просто охрененно рад! – рявкнул Хаус, поднимаясь на ноги.
- Хаус!
- Иди ты на хрен, Джимми! – сообщил ему друг, захлопывая за собой дверь кухни.
- Хаус! Хаус, мы на работу опоздаем! Хаус! Черт возьми… - вздохнул Уилсон.
И почему он решил, что сейчас подходящий момент для такого разговора?
Глава 5.Глава 5.
Уилсон как раз перечитывал очередной отчет по отделению перед сдачей, когда к нему в кабинет ввалился Хаус с историей болезни в руках.
- Снимай тот диагноз, который ты поставил – ценю твою онкологическую настороженность, хотя, конечно, только идиот мог предположить, что это аденокарцинома – ставь полипоз нисходящей ободочной кишки и переводи его на гастроэнтерологию, - выпалил Хаус на одном дыхании.
- Хорошо, - откликнулся Уилсон, даже не подняв глаз от отчета, и протянул руку за историей. – Давай сюда.
- Пожалуйста, - любезно ответил Хаус, швыряя папку через весь кабинет в самый дальний угол.
После этого Уилсон волей-неволей должен был оторваться от отчета:
- Это что сейчас было, Хаус?
- Что? А, это. Это я хотел как-нибудь незаметно намекнуть тебе, что хочу с тобой поговорить. Когда я познакомлюсь с твоим маленьким секретом?
- Дай подумать… У нас сегодня среда? Значит… никогда. Зачем тебе это?
- Я должен знать, кому ты теперь портишь нервы своим феном. Солидарность жертв террора.
- Виктор не жертва террора – он встает еще раньше меня.
- Когда, Уилсон? – настойчиво повторил Хаус. – Рано или поздно, мы все равно встретимся, раз уж ты живешь с ним.
- Если от меня что-то будет зависеть хоть в малейшей степени, то это произойдет поздно, - ответил хозяин кабинета, встав с кресла, чтобы поднять историю болезни.
Когда он обернулся, Хаус выливал кофе на его отчет.
- Упс, - с преувеличенным сожалением воскликнул он, подняв глаза на Уилсона, и вышел из кабинета так быстро, как только мог.
Онколог сел обратно за свой стол и посмотрел на погубленный отчет.
- Придурок, - вполголоса пробормотал он.
*
- Ты сегодня не заехал за мной, - заметил Виктор после ужина, когда, лежа рядом, они читали: один - газету, а второй - текст роли.
- Прости, задержался на работе. Мне пришлось переделывать отчет – на первую версию Хаус вылил кофе.
- Случайно? – удивленно поднял голову Виктор.
- Не совсем… У него новая идея: хочет познакомится с тобой.
- Я не против. Почему бы и нет? Ты же знаком с теми, с кем я снимаюсь… Ну, просто друзей-то у меня в Джерси нет.
- Если хочешь приобрести себе друзей – на встречу с Хаусом можешь надежд не возлагать.
- Думаешь, я ему не понравлюсь? – вскинул Виктор светлую бровь.
Уилсон уже успел окончательно выяснить, что тот и вправду был натуральным блондином, но контраст волос и очень темных глаз его по-прежнему удивлял.
- Думаю, нет, - не колеблясь, откликнулся Уилсон.
- Вообще-то я обычно умею находить общий язык с людьми, - возразил несколько уязвленный Виктор.
- Хаус не человек.
- Он сорокалетний мужик, без подруги, без семьи и без здоровья – тут у любого тараканы в голове заведутся! Ты его представляешь каким-то монстром!
- Я не представляю… - начал Уилсон и осекся, - или представляю? Хорошо. Я вас познакомлю. Хотя я все еще уверен, что ты ему не понравишься.
- Пригласи его к нам на ужин.
- Нет, с Хаусом лучше знакомиться на нейтральной территории, - ответил мужчина, снимая телефонную трубку.
- Джеймс, ты замечаешь, что говоришь о нем как о каком-то давнишнем коварном противнике? Ты действительно так воспринимаешь вашу дружбу? Стоит ли она тогда того, чтобы ее поддерживать?
Уилсон на пару секунд замер, но только он собрался что-то сказать, как на том конце провода сняли трубку.
*
Заманить Хауса на встречу оказалось поразительно сложно. Из всех знакомых Уилсона Хаус был единственным, кто умудрялся, настояв на выполнении какой-то своей идеи, заставить окружающих потом уговаривать его поучаствовать. Впрочем, если смотреть шире, из всех знакомых Уилсона Хаус много в чем был единственным.
Столик на троих в итальянском ресторанчике показался Уилсону достаточно нейтральной территорией, так что там они и встретились.
- Добрый вечер, - с самой своей обаятельной улыбкой выдал Виктор, и у Уилсона сразу появились плохие предчувствия – Хаус был не из любителей «обаятельных улыбок». – Джеймс много рассказывает о вас. Я – Виктор Лидз, можно просто Виктор или Вик, - сообщил он, протягивая руку.
- А я доктор Грегори Хаус, можно просто доктор Хаус, - откликнулся диагност и первым сел за стол, игнорируя протянутую руку.
Виктор несколько обескуражено замер на полмгновенья, а потом опустил руку и тоже занял свое место. Уилсон открыл было рот, желая сказать что-нибудь просто для того, чтобы не дать Хаусу задать тон разговору, но в этот момент у него зазвонил мобильный телефон и, машинально извинившись, он ответил.
- Доктор Джеймс Уилсон. Да… да, слушаю… - пару мгновений он просто молча кивал, словно собеседник мог его видеть. – Как его зовут, еще раз, пожалуйста? Опухоль яичка, да? Герминативная? Что? Сейчас не самое удобное время, Гарри… Да. Да, я понимаю. Нет, я не оспариваю назначение противорвотных. Или оспариваю? Подожди, мне надо посмотреть рецептурный блокнот, - он зажал телефон плечом, доставая блокнот из кармана. Официант, бесшумно возникший из полумрака зала, склонился к Уилсону и тихо указал:
- Прошу прощения, сэр, но у нас нельзя говорить по мобильному телефону в зале. Вы можете поговорить в холле.
- Хорошо, - кивнул покорно Уилсон, поднимаясь из-за стола. – Гарри, подожди минуту, я сейчас.
- Он, между прочим, жизни спасает, - сообщил Хаус официанту. – Кстати, если у вас есть яйца - в них тоже может завестись рак.
- Хаус, я вернусь через пару минут, - поспешно перебил его Уилсон, пока атмосфера не стала жуткой окончательно.
- Мясное меню или рыбное? – спросил невозмутимо официант, однако, несколько опасливо косясь на Хауса.
- Мне мясное, Джеймс, наверное, будет рыбу, - заметил Виктор, - а вы, доктор Хаус?
- Тащи и то, и другое. Винную карту не надо – я за рулем, а Джеймс не станет пить один. Пошел. Итак, - начал он, когда официант испарился, - значит, есть беззащитных зверюшек Амишам можно?
- Ну, я вообще-то не… - начал было Виктор, но осекся:
– Ты ведь все равно не перестанешь издеваться, так? Ладно, можешь считать, что я - Амиш. Тебе нога не мешает управлять машиной? Джеймс рассказывал… - слегка извиняющимся тоном добавил он.
- Джеймс вообще говорит о чем-то, кроме меня, или даже во время секса мое имя повторяет? – уточнил Хаус, открывая принесенное меню.
- Ну, вообще-то…
- Застенчивость выглядит привлекательно до двадцати лет, потом это уже пресно. Странно, что так смущаешься с твоей-то профессией…
- Я же актер, а не хастлер.
- А что, есть разница? – тут же парировал Хаус.
- Собственно…
- Я что-то пропустил? – спросил подошедший Уилсон, садясь на свое место.
- Один интересный диалог, - кратко ответил ему Виктор
- Вы готовы сделать заказ? – прошелестел официант, появившись будто из-под земли.
- Свиные ребрышки, - выдал Хаус, захлопывая меню.
- Я хочу дорадо, - заметил Уилсон.
- Мы обычно готовим эту рыбу на двоих, - сказал официант, забирая меню у Хауса.
- Ты как? – повернулся Джеймс к любовнику.
- С удовольствием съем рыбу.
- Мы возьмем дорадо на двоих, - кивнул Уилсон, и официант, забрав меню, исчез.
Хаус встал.
- Мой сериал начинается через полчаса, и надо еще покормить крысу, так что - счастливо оставаться.
Уилсон поднялся следом за ним и, несмотря на это, успел поймать его за локоть уже на выходе из зала.
- Какого черта, Хаус? – тихо спросил он.
- А я уже увидел все, что хотел, - высвободил руку тот. – Удачи, Джимми.
Когда Уилсон вернулся за столик, Виктор встретил его встревоженным взглядом.
- Он обиделся?
- Ты не сможешь обидеть Хауса, - спокойно отмахнулся Уилсон.
- А что это было тогда?
- Он – хам, и со странностями. Ты привыкнешь. И, надеюсь, ты любишь свиные ребрышки, потому что он ушел после того, как сделал заказ…
Автор: Createress
Бета: Remi.Influence ака Elinberg
Рейтинг: PG-13
Размер: миди
Пейринг: Уилсон/ОМП, Хаус
Жанр: Drama
Отказ: Ну, я бы написала, что все мое - но вы же все равно не поверите, правда? Так что, персонажи, события и места, чьи названия покажутся вам знакомыми, принадлежат тем, кому принадлежат
Цикл: Historia Morbi [1]
Аннотация: Хаус узнает ранее не известные ему факты о лучшем друге. У Уилсона новый роман. А на диагностическое отделение поступает пациент, у которого по непонятной причине очень часто повторяются пневмонии.
Комментарии: Тайм-лайн: вскоре после третьего развода Уилсона.
Канон, соответственно, учитывается частично.
Все медицинские случаи взяты из практики - очень редко моей, в основном моих преподавателей, кураторов и профессоров.
Огромная благодарность Remi.Influence ака Elinberg за быструю и качественную работу.
Status praesens subjectivus (лат.) - в точном переводе "Субъективное состояние на настоящий момент", в истории болезни соответствует разделу "Жалобы больного"
Предупреждения: слэш, OOC, AU
Статус: Не закончен
«Больной предъявляет жалобы на невозможность дышать».
Из студенческой истории болезни.
Из студенческой истории болезни.
Глава 1Глава 1.
Врачи отличаются от нормальных людей в частности тем, что обычно не теряют друг друга из виду после окончания обучения, памятуя о том, что все имеют обыкновение болеть, и никто не знает, какой именно специалист тебе временами может пригодиться. Так, здоровый рыжий верзила из соседнего кампуса может когда-нибудь консультировать тебя по поводу остеопороза, а девушка, с которой ты виделся на какой-то вечеринке, выписывать тебе антидепрессанты или, что определенно менее приятно, нейролептики1. С этой точки зрения, посещение время от времени встреч выпускников становится не столько приятным, сколько полезным мероприятием.
Джеймс Уилсон имел склонность проявлять оригинальность в умении строить семейную жизнь или выбирать себе друзей, но тут оказался ее лишен. С удручающей периодичностью он честно тратил на дорогу несколько часов, чтобы выпить по бокалу вина в компании людей, которые последний раз играли какую-то роль в его жизни лет этак пятнадцать-двадцать назад. В этом году Уилсон опять сидел в ресторане с медиками его выпуска и слушал бесконечные вариации на такие животрепещущие темы: «А помнишь, как…» и «А знаешь, у меня теперь…».
- … Помните ту светленькую Элис, которую я водил на вечеринки на последних курсах? Мы поженились вскоре после того, как я поступил в ординатуру на общую хирургию, и теперь у нас трое детей, и четвертый на подходе!
Уилсону удавалось отделываться сочувственными замечаниями, пока Хелен Биллингс, которая, кажется, носила все те же очки в духе Леннона, что и в колледже, не наклонилась к нему поближе и не спросила:
- Что насчет тебя, Джим?
- Ну, у меня детей нет, и я в разводе, - коротко отчитался Уилсон.
Если уж говорить начистоту, то на фоне блестящих карьерных успехов, его личную жизнь, очевидно, следовало признать провальной.
- Погоди-ка, - обескуражено переспросил Дэн Харпер с другого конца стола, и Уилсон тут же проклял хороший слух отоларинголога, - ты же развелся уже лет десять назад, если не больше? Так и не женился снова?
- Именно, что женился. После развода с Бонни, я был женат на Джули.
- Бонни? – снова подала голос Хелен. – Разве так твою первую жену звали? Я же была на вашей свадьбе в восемьдесят восьмом или… восемьдесят седьмом…
- Бонни была моей второй женой, - сухо заметил Уилсон и отпил вина, надеясь прекратить этот разговор.
На пару секунд все угомонились, а потом Харпер дожевал-таки очередную порцию мяса.
- Три развода? – уточнил он, как будто это требовало еще пояснений.
- Может у тебя этот… как его… деструктивный сценарий брака2? – поинтересовалась Хелен, которая, кажется, изрядно перебрала. Во всяком случае, ее лицо было почти таким же алым, как и волосы.
- Кто тут упоминал о деструктивном сценарии брака? – вышел из прострации Дилан Кейси.
Уилсон припомнил, что этот после колледжа ушел не то в парамедицину, не то в парапсихологию3.
- Нет, никакой такой сценарий никогда не фигурировал ни в одном брачном договоре, - неловко отшутился Уилсон.
- Подождите, дайте мне слово! – вмешался доктор Гольдман. – В конце концов, разводы – это моя специальность, я же психотерапевт. Когда тебе всего за сорок и у тебя три развода, значит, если и нет деструктивного сценария, то какая-то причина, Джим, все равно должна быть.
Уилсон подумал, что понимает тех, кто считает, будто психотерапевт получает деньги, сообщая тебе очевидное.
- Да-да, - машинально повторил Уилсон вслух, стремясь свернуть, наконец, этот проклятый разговор, - какая-то причина…
*
Доктор Грегори Хаус в сотый раз перевернулся на другой бок и в сотый же поморщился от боли в ноге, по ощущениям простреливавшей тело при малейшем движении. Бессонница – вечное проклятье всех пациентов с хроническими болями – Хауса не щадила никогда, так что стоило ему сегодня ночью проснуться в душной темноте спальни и увидеть на часах мерзкие цифры «04:07», как он сразу понял, что со сном можно попрощаться. В самые тяжелые для больных предутренние часы унять боль не помогал даже викодин.
Бессонница бывает разной, но у Хауса была ее худшая разновидность – когда лежишь с тяжелой головой и стучащей кровью в висках, с глухим раздражением вслушиваешься в мерное тиканье часов и шум редко-редко проезжающих по улице машин, безумно хочешь спать, а сон все не идет.
Хаус перевернулся на спину и согнул в колене ногу, которую разрывало тупой болью. Боль тут же усилилась в несколько раз – точь-в-точь как он и ожидал. Все тело было покрыто испариной, и жар, сжигавший кожу, ничуть не помогал расслабиться и погрузиться в сон. Мужчина неловко сдвинул тяжелое одеяло в сторону, но без него тут же стал замерзать. По позвоночнику продергивало неприятным холодом, как при высокой лихорадке. Хаус снова повернулся, в отчаянии пытаясь найти какое-нибудь положение, при котором боль утихнет хоть чуть-чуть. Бесполезно, разумеется. Цифры на часах менялись издевательски медленно, словно кто-то, с замашками явного садиста, нарочно растягивал время.
Без четверти пять Хаус сдался и встал, тяжело опершись о трость и не сдержав тихого стона, вырвавшегося сквозь стиснутые зубы. С одной стороны, стесняться ему особо было некого – не Стива же, который дремлет в своей клетке на кухне? С другой - Хаус относился к породе людей, ненавидящих показывать свою слабость не только на публике, но и наедине с самим собой.
Добравшись до кухни, он включил свет, и Стив тут же проснулся, забавно поднимая усатую мордочку, очевидно, не желая пренебрегать возможностью получить от хозяина что-нибудь вкусненькое сверх рациона. Хаус проглотил таблетку викодина, не дав себе труда запить ее - отчасти потому, что в инструкции было четко указано: «каждую дозу обязательно запивать стаканом воды», и достал себе виски, так как там также было строго запрещено сочетать употребление лекарства с алкоголем. Он открыл холодильник, вытащил пакет нарезанной моркови для крысы. В дверце призывно звякнули бутылки пива, и Хаус какое-то время их рассматривал прежде, чем захлопнуть холодильник. Пиво – хорошая вещь для большой компании с девочками или дружеских посиделок перед телевизором пятничным вечерком. В пятом часу утра в пустой квартире, с разыгравшейся бессонницей и чувством, что твою неампутированную ногу отрезают прямо сейчас тупой пилой и без анестезии, определенно лучше пьется виски.
- Сюда бы хлороформа, - вслух произнес Хаус, озвучивая свои какие-то нечеткие мысленные образы. Вместо слов получился хрип – после окончания работы сегодня… нет, уже вчера, разговаривать ему больше не приходилось, так что Хаусу пришлось откашляться и повторить снова. Собственный голос в тишине пустой квартиры прозвучал неуместно и нарочито-громко, как в церкви или на кладбище. Стив, успевший снова свернуться комком шерсти, тут же проснулся и с благодарностью принял просунутую сквозь прутья морковку.
Хаус отхлебнул виски, подумывая, не стоит ли ему допиться до отключки. Какое-то время он прикидывал, что будет хуже – ходить завтра весь день разбитым из-за похмелья или из-за бессонницы, но существенной разницы обнаружить не удалось.
Лежать в темноте, пытаясь отрешиться от боли и уснуть – одно из самых неприятных времяпрепровождений. Однако бродить ночью по пустой квартире из угла в угол, не зная чем себя занять, немногим приятнее. Сидеть было нестерпимо больно - настолько, что на здоровой ноге мышцы начинали спазматически дергаться. Ходить было еще больнее. Хаус попробовал полистать какой-то журнал, но сосредоточиться хотя бы на том, чтобы буквы складывались в осмысленные слова, ему сейчас было не под силу. Думал было немного поиграть, но мысль об объяснениях с полицией, которую вызовут соседи, его сейчас не прельщала. Стив уже обследовал прутья клетки и, убедившись, что больше моркови нет, с философским спокойствием уснул снова. Глядя на него с легкой завистью, Хаус размышлял, бывает ли бессонница у животных, и пришел к выводу, что нет (медведи-шатуны не в счет). Бессонница – это определенно то, чем человек расплачивается за свой разум. Если уж на то пошло, род «homo» за свой вид «sapiens» вообще платит довольно многим. Взамен он получает последнюю версию Microsoft и возможность заниматься сексом абсолютно в любое время, когда только хочется. Одно Хаусу как-то уже давно не удавалось опробовать в деле, а насчет второго - Грег был совсем не уверен, что Microsoft стоит бессонницы.
Взгляд его уперся в коробки из-под китайской еды, стоявшие на столе. Уилсон, который должен был прийти вчера, отбыл на свою встречу выпускников, и поэтому Хаусу пришлось съесть обе порции, хотя воровать еду у самого себя совсем не здорово. Зачем он все же заказал две порции, Хаус вряд ли смог бы объяснить.
Если задуматься, то надо отметить, что, как ни странно, у Хауса ни разу не было бессонницы, пока Уилсон спал на диване в его гостиной. Хаус абсолютно уверен, что никакой логической связи тут, конечно, нет и быть не может.
Думать о том, что он уже дошел до такого состояния, что чувствует облегчение, когда жизненное пространство с ним делит хоть кто-то, не хотелось. Мысль о том, что это должен быть не просто кто-то, а именно Уилсон, была еще хуже.
Однако диагноз напрашивался сам собой, и хоть Хаус и не был поклонником бритвы Оккама, но произнес вслух:
- Тяжелый абстинентный синдром4, - наградив себя определенным диагнозом, он почувствовал какое-то смутное облегчение, - я думаю, Стив, это очевидно.
Стив поднял на него глаза-бусинки и пошевелил усами, на манер соглашающегося с ординатором профессора.
- Есть верная народная примета, - продолжил Хаус, подливая себе виски, - начал разговаривать с крысой – поехала крыша…
Он потянулся, взял телефон и набрал нужный номер, очевидно, разбудив ночного дежурного. Его соединили с абонентом через пару минут. Уилсон снял трубку сразу же.
- Какого черта, Хаус? Мне подарить тебе часы на Рождество или научить тебя ими пользоваться?
- А ты что, спишь?
- Конечно, нет. Как мне могло такое прийти в голову в пять утра?
- Вот и отлично. Раз ты все равно не спишь… Где шлялся-то?
- Только что вернулся со встречи выпускников, - неохотно признал Уилсон.
Хаус представил, что сейчас Джеймс наверняка развязывает галстук.
- Черт возьми, Уилсон, хватит – собирай манатки и мотай ко мне.
Пять часов утра – время, когда у Уилсона запас прочности минимален, поэтому он уставшим голосом ответил лишь:
- Хорошо. Завтра привезу вещи.
*
Когда Уилсон открывает дверь своим ключом часов в одиннадцать утра, то находит Хауса сладко спящим на диване. Джеймс качает головой, накрывает друга поплотнее пледом и уходит на кухню готовить завтрак.
~ ~ ~
1.антипсихотики, — психотропные препараты, предназначенные в основном для лечения психотических расстройств; зачастую вызывают "нейролепсию" - снижение двигательной и психической активности, безразличие к окружающим.
2.На бессознательном уровне может быть заложен деструктивный сценарий — тогда раз за разом любовные отношения терпят фиаско. Например, ребенок, выросший в неполной семье, мечтает, что у него-то все будет иначе — он создаст большую дружную семью, но в реальности воплотить это у него никак не получается: внутри есть сценарий неполной семьи.
3.Парамедицина - то, чем по необходимости приходится довольствоваться в отсутствии профессиональной медицины. Важнейшая функция парамедицины оказание первой доврачебной помощи буквально с первых мгновений после травмы. Иногда, термин парамедицина употребляется в значении: "раздел медицины, в котором применяются лечебные методы, не использующие известные физические посредники". Такими методами являются лечение посредством наложения рук, мысленного внушения.
Парапсихология - (по мнению парапсихологической ассоциации) дисциплина, которая направлена на исследование существования и причин психических способностей людей и животных, феноменов жизни после смерти, использует научную методологию.
4. Абстинентный синдром — синдром физических и/или психических расстройств, развивающийся у больных наркоманией спустя некоторое время после прекращения приёма наркотика или уменьшения его дозы (ломка).
Глава 2Глава 2
Выходные дни – единственные, когда Уилсон позволяет себе принимать душ и укладывать волосы после завтрака, а не до него, и, следовательно, единственные, когда Хауса не будит шум фена. Поэтому, теоретически, настроение у Грега за завтраком должно быть лучше обычного. На самом деле оно абсолютно такое же, потому что ему совершенно безразлично, от чего просыпаться: от шума фена, когда Уилсон укладывает волосы, или от позвякивания посуды, когда Уилсон готовит завтрак - лишь бы не от боли в четыре утра.
Уилсон ставит тарелку с блинчиками на стол, кидает ложку сахара себе в чай, отпивает и тут же, отплевываясь, хватает полотенце и зажимает рот.
- Хаус! – возмущается он наконец, откашлявшись, в то время как тот, увлеченно пережевывая блинчик, отвечает ему поразительно невинным взглядом голубых глаз. – Соль в сахарнице? Тебе что, четырнадцать?
- Брось, Уилсон, это – традиция.
Джеймс привычно посмотрел на него с укоризной: «Пора повзрослеть, Хаус…»
- Традиции нарушать нельзя, они – основа каждого общества. Дружеские розыгрыши и все такое…
- В прошлом месяце ты отправил на исследование в лабораторию под видом биоптата кусок колбасы.
Хаус согласно кивнул.
- Да, и они мне там нашли обширные поля некроза… Между прочим, мне не хотелось больше есть колбасу, дня два.
- Бедняга, - без намека на искренность посочувствовал Уилсон, наливая себе новую чашку чая.
- Во сколько ты вернулся вчера? – постаравшись, чтобы это прозвучало небрежно, поинтересовался Хаус.
Уилсон, погруженный в какие-то свои размышления (очевидно, прикидывая, какова вероятность того, что в джем Хаус намешал красный перец), ответил не сразу:
- Довольно поздно, полагаю.
- Monster Truck закончился в два, - подсказал Хаус, утаскивая из тарелки Уилсона намазанный джемом блинчик.
- Я просто живу у тебя, Хаус, - рассеянно заметил Джеймс, - я на тебе не женился. Или женился? На меня вообще это похоже.
- Нет. И, кстати, очень жаль, - отозвался тот и добавил задумчиво:
- Мне бы алименты не помешали.
- А мне бы не помешало найти квартиру, Хаус, и это было делать гораздо удобнее в гостинице, где никто не вырывал из моих газет страницы с объявлениями.
- С чего ты взял, что это я? – очень натурально возмутился Грег.
- Нас всего здесь двое!
- Бездоказательно. Ты слышал когда-нибудь о любопытной поправке к Конституции о презумпции невиновности?
Уилсон только головой покачал, не в силах сдержать улыбку. Хаус всегда выигрывает в таких спорах.
- Если перекроешь сегодня горячую воду, когда я буду в душе - обеда не получишь.
- Когда это я так делал?
- Вчера, - тут же ответил Уилсон, и Хаус был вынужден признать, что это соответствует истине.
- Ну, тогда ты должен понимать, что я не стану повторяться. Я же гений, Уилсон, я всегда могу придумать что-нибудь новенькое!.. – последние слова Хаус почти прокричал, потому что Уилсон, снова выразительно покачав головой, скрылся за дверью ванной комнаты.
Спустя полчаса, когда в ванной мерно шумел фен Уилсона, а Хаус сидел на диване и перебирал струны гитары, раздался телефонный звонок. Не оставляя гитару, мужчина прикинул шансы на то, кому этот звонок адресуется: ему или Уилсону. Определить их было не так просто: Уилсон жил здесь всего пару недель, но список постоянных абонентов у него был намного длиннее.
В любом случае Хаус не собирался брать трубку. Пусть поработает автоответчик. После четырех или пяти звонков шум фена смолк, и Уилсон вдруг резко распахнул дверь ванной комнаты.
- Хаус, выключи автоответчик!
Прежде, чем тот успел даже понять, что от него хочет Джеймс, автоответчик щелкнул, и запись сообщения началась.
- Джеймс, это Терри. Спасибо тебе за вчерашний вечер и за ночь, отлично все прошло – надо будет как-нибудь повторить. Позвони мне.
Новый щелчок возвестил, что сообщение записано. На автоответчике замигала лампочка.
Хаус забыл про гитару в руках. Уилсон каким-то нервным движением потирал шею.
В принципе, ничего такого странного в этом сообщении не было.
Только вот голос был мужским.
Хаус нарушил молчание первым.
- Пожалуйста, скажи мне, что «Терри» - это сокращение от «Терезы», и у нее жуткий ларингит.
Уилсон с совершенно несчастным выражением лица молча подошел к креслу и сел, опершись локтями о колени.
- Судя по тому, что у тебя даже глаза косить начали, - продолжил Хаус, - «Терри» сокращение от «Терренса», и у него приятный баритон без малейших признаков ларингита?
Уилсон снова промолчал.
- И он ведь тебя благодарил не за то, что ты вчера потратил всю ночь, рассказывая ему о классификации TMN1?
Уилсон и тут ничего не ответил, избегая встречаться с Хаусом взглядом.
- Ты ему перезвонишь?
- Тебя это волнует? – наконец вышел из прострации Джеймс.
- Слава богу, ты заговорил – а то я уж подумал, что у тебя паралич голосовых связок от шока. Уилсон?
Тот вздохнул.
- Нет. Я не рассказывал ему вчера о классификации TMN. Один раз мы ее упомянули за ужином, но только вскользь… И ларингита у него нет.
Повисла долгая пауза.
- И давно? – тихо спросил Хаус.
- Что именно «давно»? Я играю за две команды?
- Мне казалось, такие эвфемизмы вышли из моды в семидесятых? Или нет? Так как давно?
- С колледжа. Еще до моего первого брака у меня был… роман с однокурсником. Довольно серьезно – ну, насколько это бывает в двадцать лет. И я дружил тогда с одной девушкой… Не знаю, кто из них мне нравился больше… оба были замечательными. Может, это и вылилось бы во что-то в итоге, но тот парень… он уехал из города, а в двадцать романов на расстоянии не бывает… В общем, через пару месяцев та девушка уже была моей подругой официально. А через пару лет и моей женой.
- А с тех пор?..
- Неоднократно. Обычно после развода. Очередного, - ответил Уилсон, стараясь отогнать от себя мысль о том, насколько убого звучит это «очередного».
- И ты ни разу не обмолвился об этом за тот десяток лет, что мы знакомы? Ну так, как-нибудь вскользь. Или записочку мог мне к холодильнику пришпилить – черкнуть там в паре слов.
- Хаус, в наших традициях, что я никогда и ничего тебе не рассказываю из личной жизни – ты все разнюхиваешь сам.
- В данном случае это против правил, - возмутился Грег. – Я не мог такого предположить! – Уилсон в ответ пожал плечами. – И сколько же противоестественных интрижек тебе удалось от меня скрыть?
- Хаус, я их не считаю!
- Уилсон, колись.
- Не считаю, - упрямо заявил мужчина.
- То есть через твою постель прошло так много мужиков, что ты сбился со счета, когда кончились пальцы на левой руке и…
- Заткнись. Девять. Всего.
- А женщин? – решил уже выяснять все до конца Хаус.
Уилсон со стоном закрыл лицо руками.
- Ты оставишь меня в покое? Тебе мало того, что ты уже знаешь?
- Дай-ка подумать… Да, мало. Мне, Джимми, тебя всегда мало.
- Да за что ж мне это? – риторически вопросил тот. – Восемнадцать.
- Недурно, - слегка потрясенно отметил Хаус.
- Эй, я этим не горжусь! А теперь, когда мы все выяснили, и, пока твои вопросы не дошли до того момента, после которого мне останется только покончить с собой, я собираюсь пойти проверить студенческие работы.
Уже в дверях Уилсон обернулся.
- Грег… если хочешь, я съеду в гостиницу.
- Вовсе нет, - отозвался Хаус и тут же понял, насколько поспешно это прозвучало. – Хотя надо признать – у тебя очень своеобразный способ бороться с депрессией после разводов.
- Это звучало бы убедительнее, если бы со мной не говорил самый асоциальный человек в этом городе. Я сам справлюсь со своей личной жизнью, Хаус, спасибо.
- Ну-ну, - скептически отозвался он в ответ, - я тоже сам справлялся до семнадцати лет.
На лице Уилсона тут же появилось особое многотерпеливое снисходительное выражение, означавшее, что на этот раз обмануть его не удалось.
- Хаус!..
- Девятнадцати.
- Хаус!..
- Двадцати одного.
- Так-то лучше, - после короткой паузы признал Уилсон и вышел из гостиной.
Он как раз взял в руки первую работу и только-только начал вникать в судорожную белиберду, которую студенты выдавали за описание клинического случая, когда на кухню вошел Хаус.
- Знаешь, у меня тут еще один интересный вопрос.
- Тогда тебе лучше задать его побыстрее, - пробормотал устало Уилсон, - потому что я собираюсь отрезать себе уши, чтобы не слышать больше твоих вопросов и, особенно, комментариев.
- Ножницы во втором ящике кухонного стола, а скальпели в шкафчике в ванной, - с готовностью любезно подсказал Хаус. – Уилсон, зачем тебе понадобилось, чтобы я об этом узнал сейчас?
Джеймс удивленно поднял на него глаза.
- Ты о чем? Думаешь, это был какой-то план? Ты – параноик, Хаус! Как мне удалось бы подстроить, чтобы ты услышал это сообщение?
- Не знаю. Но я не знаю и того, как тебе удавалось все эти годы просидеть в подполье, а никто даже не заподозрил, что оно у тебя есть. Я не куплюсь на то, что ты удачно скрывал свои интрижки все время нашего общения, а сейчас так просто случайно прокололся.
- Ладно. Я мог бы и дальше прекрасно скрывать свои «интрижки», - признал Уилсон, и Хаус слегка поморщился от этой самоуверенности, но перебивать не стал. – Насчет «интрижек» я бы тебя просвещать не стал… Ты бы меня этим шантажировал до конца своих дней… ну, вообще-то ты и так будешь это делать…. Я хотел, чтобы ты об этом узнал сейчас, потому что не смогу скрыть «неинтрижку» потом…
Он замолчал, окончательно запутавшись в словах. Хаус нахмурился, пытаясь разобраться в невнятных полунамеках. У него на это ушло целых три секунды – похоже, они с Уилсоном и вправду слишком много знают друг о друге.
- Только не это! – простонал Хаус. – Уилсон, не говори, что решил сменить ориентацию на четвертом десятке! Ты даже не гей!
- Правда? Спасибо, а то я-то думал! Хаус, я знаю, ты – вдохновенный диагност, но это уже перебор.
- Ты перетрахал больше женщин, чем кто-либо из моих друзей!
- Это неудивительно: все твои друзья обаятельные, общительные люди, и все они, как на подбор, вымышленные.
- Ты был трижды женат!
- А еще я был трижды разведен… И, как мне тут любезно указали – на это должна быть причина.
- Черт возьми, Уилсон, ты не гей!
- Хаус, ты сам себя слышишь? Это самый бредовый разговор, который только можно вообразить! С меня хватит!
- Ножницы подать? – после паузы поинтересовался Хаус, упершись взглядом в пол. – Уши можешь выкинуть в пакет для мусора.
- Может, проще будет тебе отрезать язык? Мне Кадди еще премию даст, - сделал Уилсон робкую попытку пошутить.
Хаус, однако, в ответ даже не улыбнулся.
Уилсон подождал с минуту, а потом вернулся к студенческому безграмотному, бессмысленному, бессюжетному бреду. Хаус по-прежнему сидел рядом, просовывая кончик карандаша между прутьями клетки Стива.
В молчании прошло около четверти часа, после чего Уилсон положил ручку на стол.
- Французские тосты будешь? – спросил он, доставая из холодильника яйца и молоко.
- Буду, - отозвался Хаус, и Уилсон кивнул, прикидывая, сколько надо делать тостов, учитывая, что Хаус сворует у него, по меньшей мере, половину порции.
~ ~ ~
1. Классификация для характеристики злокачественных опухолей.
Глава 3Глава 3.
- Нет, мисс Трейси, вы не должны были принимать за раз двадцать одну таблетку оральных контрацептивов после возвращения из месячной поездки в Европу, в которую вы их взять забыли… - терпеливо объяснил Уилсон, ловя себя на том, что в такие моменты прекрасно понимает Хауса, избегающего приема в клинике, как чумы… На самом деле гораздо сильнее, чем чуму.
После мисс Трейси в кабинет к нему зашли двое мужчин.
- Останьтесь только вы, мистер… Райс, - заглянул в карточку из приемного покоя Уилсон, - ваш друг может подождать в коридоре.
- Я ему не друг, - отозвался молодой мужчина, помогая своему спутнику сесть на кушетку. – И он не может говорить, так что лучше я вам расскажу, что произошло. Я – Виктор Лидз.
- Очень приятно, - отозвался Уилсон, вытаскивая ларингоскоп. Он даже на расстоянии слышал, что у Райса затрудненное дыхание с дистантными1 хрипами, и ему это очень не нравилось. – И что же произошло с…?
- С моим партнером, - закончил за него Лидз. После такого заявления Уилсон невольно бросил на него быстрый взгляд искоса. Что-то в таком духе он подозревал – через некоторое время такие вещи начинаешь чувствовать на уровне невербальных коммуникаций. Мужчина, не обратив внимания или сделав вид, что не обратил внимания, на его взгляд, продолжал:
- Сначала мы заметили, что у него садится голос – это началось около четырех часов назад. Ричард… мистер Райс сказал, что ощущает какой-то дискомфорт в горле, боль при глотании. Он решил, что, возможно, простудился. Ричард настаивал на том, чтобы продолжать работу, и мы ничего не предпринимали. Однако ему становилось все хуже, а потом, когда он уже больше не смог говорить текст, я решил, что будет лучше отвезти Ричарда в больницу. Мы дали ему несколько леденцов от горла, но они не помогли.
- Они и не могли помочь, - отозвался Уилсон, внимательно разглядывая вход в гортань с помощью ларингоскопа. Картина была классической, как из учебника - все хрящи увеличены в размерах и отечны, а голосовая щель резко сужена. Он отложил ларингоскоп. – У вас, мистер Райс, развился отек гортани. Я сделаю вам инъекцию антигистаминных препаратов и ингаляцию кортикостероидов, однако, боюсь, вы подлежите обязательной госпитализации, так как может развиться стеноз гортани.
После того, как Уилсон, проделав нужные манипуляции, вызвал медсестру, отправил Райса на ЛОР-отделение и вернулся назад в смотровую, чтобы заполнить нужную документацию, он обнаружил, что Виктор Лидз все еще сидит там.
- Я думал, вы уже ушли, - заметил Уилсон, начиная заполнять бланк на госпитализацию, - а если не ушли, то сейчас на отделении беседуете с лечащим врачом.
- Нет, - отозвался тот с улыбкой, - не думаю, что Ричард будет мне благодарен – мы не слишком близки. Я остался, потому что вам, наверное, нужны данные страховки, а Ричард, очевидно, еще долго ничего не сможет ничего сказать. Я списал его данные из рабочих документов.
- Вы – идеальный сопровождающий для больных, - признал Уилсон, и мужчина опять ему улыбнулся.
Пожалуй, он вообще улыбался слишком часто для человека, обеспокоенного состоянием здоровья своего… партнера. Впрочем, это было не единственное, что Уилсону казалось странно наигранным в этой… паре.
- Спасибо вам, - тепло поблагодарил Лидз, поймав взгляд врача.
Глаза у него оказались очень темными, почти черными, и резко контрастировали со светлыми волосами.
– Поверьте, здоровье Ричарда – это очень важно. Мне можно угостить вас кофе в знак благодарности, доктор… Уилсон?
Уилсон машинально бросил взгляд на наручные часы на правом запястье - таким образом он выгадал пару секунд, чтобы обдумать предложение. Его смена в клинике закончилась пятнадцать минут назад.
- Почему бы и нет? Подождите меня в коридоре пару минут – я только переоденусь.
Когда за Лидзом закрылась дверь смотровой, Уилсон набрал номер телефона и прослушал с минуту какие-то высокохудожественные гудки, прежде чем Хаус соизволил ответить на вызов.
- Хаус, иди обедать один, я не пойду сегодня в больничную столовую - у моего пациента в клинике…
- Уилсон, я про своих-то пациентов из клиники ни слова слышать не желаю, и мне лень даже притворятся, что это интересно - слушать про твоего.
- Отлично, потому что мне лень рассказывать, - отозвался Уилсон, вешая трубку.
*
В небольшой кофейне неподалеку от больницы им достался столик в тихом уголке зала для некурящих. Лидз снял светло-серое пальто и остался в теплом синем свитере с высоким горлом.
- Не могу привыкнуть к вашей осени в Нью-Джерси – все время мерзну.
- Откуда вы?
- Джексон, Миссисипи, но, по большей части, живу в Калифорнии. Мне латте с черносмородиновым сиропом, пожалуйста, - обратился он к официанту, бегло просмотрев меню. Уилсон отметил это про себя как очко в пользу Лидза – он сам терпеть не мог, когда кто-то долго не может сделать заказ.
- Экспрессо, - заказал Уилсон. – Вы в Джерси по работе?
- Да, уже четыре месяца, и пока шансов на то, что я уеду отсюда до настоящих холодов, нет. Лофтон, конечно, обещает, что поторопится, но это стоит не больше, чем прошлогодний снег. У вас, кстати, в прошлом году был снег? Я его видел всего пару раз в жизни – хотелось бы посмотреть. Правда, съемкам он не пойдет на пользу.
- Съемкам?
- А, я же вам ничего не объяснил! Я слишком много общаюсь с представителями своей профессии – перестаешь адекватно воспринимать действительность, кажется, что все должны знать, что снимать натурные сцены в Джерси дешевле, чем Висконсине.
- С врачами такое тоже бывает – когда на встрече с друзьями начинаешь обсуждать специфические проблемы лечения, - признал Уилсон. - Так вы актер?
- Виновен.
- Я мог видеть вас в каких-нибудь фильмах?
- Ну, если вы не смотрите сериалы в прайм-тайм на платных каналах, то вряд ли.
- Нет, я не смотрю.
- Я тоже. У меня и телевизора-то нет. Ричард – мой партнер по съемкам, так что сегодня я оказался свободен, раз уж он в больнице.
- Вот оно что…
- А что вы подумали, когда я сказал, что мы партнеры? – улыбаясь, спросил Лидз, наклоняясь ближе к собеседнику. – Что я – гей?
- Собственно…
- Вы правы. Я – гей.
Уилсон сделал глоток своего экспрессо.
- Я это понял.
- Я так и догадался. Но Ричард-то натуральнее натурального.
- Да, это я тоже понял, - заметил Уилсон. – Это меня очень удивило.
- Тогда вы очень деликатны. Все врачи такие?
- Нет, - сразу ответил Уилсон. – Не все.
- Вы не ошибаетесь в таких вопросах? Ну, - Виктор рассмеялся, - невербальных контактов?
- Почти никогда.
- Для актера на самом деле большой разницы-то нет. Ричард не видел свою жену полгода, так что его семейная жизнь мало отличается от моей, при том, что у меня вообще никого нет. Я хочу сказать, что мало кто может терпеть мужчину, который двенадцать часов в сутки притворяется другим мужчиной, четыре часа готовится и тренируется притворяться, а восемь часов спит. Я слишком много говорю, да?
- Вовсе нет. Мне нравится вас слушать.
- Отлично, потому что я очень рад, наконец, поговорить в Джерси с кем-то, не имеющим отношения к телевидению.
- Наверное, мы все время от времени устаем от тех кругов, в которых вращаемся.
- Тогда расскажите мне о кругах, где вращаетесь вы. Потому что, если честно, меня врачи скорее пугают.
- А врачей вообще мало кто любит, - усмехнулся Уилсон.
- Вы спасаете жизни.
- Не так часто, как хотелось бы… В лучшем случае пациент нам благодарен, но за что ему любить врача? Мы всегда ассоциируемся с болью, нездоровьем…
- Не верю, что ваши пациенты вас не любят, доктор Уилсон, - перебил его Лидз.
- Ну… Возможно, я – счастливое исключение. Мне повезло.
- Не везет тем, кто ничего не делает, - методистской поговоркой отозвался мужчина.
Через три четверти часа, когда Уилсону пора было возвращаться в больницу, он наотрез отказался от того, чтобы Лидз оплатил счет за двоих.
- Зря вы так, Джеймс, - заметил тот. – Для меня это действительно ерунда… И кроме того, так я мог бы считать, что это было свидание. А у меня давно не было свиданий…
- А если я завтра вечером заеду за вами и приглашу на ужин – это вы сможете считать свиданием? – спросил Уилсон, глядя ему в глаза. Виктор ответил ему улыбкой.
- Думаю, смогу.
*
- Ты знаешь, кто такой Виктор Лидз? – словно бы между прочим спросил вечером Уилсон у Хауса, одновременно прицельно шлепая его шумовкой по руке, когда тот постарался стянуть картошку у него из тарелки.
- Так вот зачем ты ее на стол положил… - задумчиво пробормотал Хаус, принимаясь за свою картошку. – Лидз?.. Телеактер? Шоу с ним идет как раз в то время, когда я успеваю занять работой малышню и свалить к телеку коматозника. Смазливая рожица.
- Он был на приеме в клинике сегодня…
- О, боже! Как я мог такое пропустить? Сомневаюсь, что у меня получится когда-нибудь пережить такое горе! Хотя я, конечно, постараюсь найти в своей душе достаточно мужества, чтобы перенести это несчастье достойно… На крайний случай позаимствую немного мужества у какого-нибудь твоего умирающего пациента, у тебя их до фига. Конечно, меня еще слегка поддержит мысль о том, что, когда ты флиртовал с ним напропалую, тот был одет в синее, а девушки с визгом падают в обморок от его вида, только когда на нем что-нибудь теплых оттенков.
Пользуясь тем, что Уилсон утратил дар речи, Хаус стащил из его тарелки еще картошки и заодно переставил кружку с чаем, налитым Уилсоном, к себе.
- Не застывай так, - заметил Хаус. - Я бы мог, конечно, соврать, что сработала звуковая сигнализация на твои грязные мысли, к которой я подвел камеру наблюдения, но вообще-то вас в кофейне просто видела какая-то подружка Кэмерон из офтальмологии. Она с таким восторгом делилась подробностями, что ее услышал даже вконец глухой дед-рентгенолог, который лишился слуха еще во времена охоты на ведьм.
- Про… флирт… это тоже она сказала?
- Нет - вот это как раз сработала звуковая сигнализация на твои грязные мысли. Ты не мог мой чай заварить покрепче?
- Твой чай – это мой чай, который ты пьешь? – уточнил Уилсон.
- Ну да, - подтвердил Хаус. - Ты не мог заварить его покрепче?
- Уже девять вечера, Хаус.
- А что, после шести разрешено пить только подкрашенную мочу?
- Да, она действует как успокоительное, способствует крепкому сну и помогает бороться с бессонницей.
- Я предпочитаю бессонницу, - врет Хаус – его бессонница вот уже месяц как бесследно исчезла.
Что, конечно, не имеет ни малейшего отношения к тому, что диван в гостиной каждую ночь (ну, почти каждую) оккупирован Уилсоном.
*
Когда Уилсон приехал за Виктором на третье свидание, тот неожиданно пригласил его вместо ресторана отправиться на пикник.
- На пикник? – с некоторым удивлением переспросил Уилсон. – Уже довольно поздно…
- Это недалеко, - отозвался Виктор, доставая ключи, и открыл дверь подъезда, откуда только что вышел. – Проходи, Джеймс.
Апартаменты состояли всего из двух комнат, но обе такие просторные, словно танцевальные залы. Огромные окна, без жалюзи и без штор, наводили на мысль скорее о студии, нежели об обычной квартире.
- Я принесу еду с кухни, а ты можешь снять покрывало с кушетки и постелить его на пол, если хочешь, чтобы это был настоящий пикник, или постелить скатерть на стол, если тебя устроит обычный ужин.
Еда была упакована в настоящие корзины для пикника, поэтому Уилсон порадовался, что выбрал постелить покрывало на пол – это определенно больше подходило антуражу общей сцены.
Лидз опустился на колени на покрывало, раскладывая приборы и еду. Уилсон, помедлив, снял пиджак, распустил галстук и сел рядом.
- Почему пикник?
- Потому что я очень давно не был на пикнике – мне и за город-то выбраться не удается… кроме как на съемки, а это я не могу считать полноценным пикником… Хотя там, если зазеваешься, тоже можно получить полную миску салата с майонезом в лицо. Кроме того, мне хотелось показать тебе свою квартиру.
До этого Уилсон уже успел отказаться подняться «выпить кофе», и, кажется, его отказ был принят с облегчением.
- Очень необычная планировка…
- Ненормально дорогая планировка, - уточнил Виктор, отбрасывая со лба длинную челку. – Если бы я выбирал сам, то снял бы что-нибудь более функциональное и менее экстравагантное. Актерская профессия обязывает, но вообще-то я из тех, кто предпочитает «Мустангу» «Вольво». Я принес тебе бутылку красного вина, если хочешь.
- Нет, спасибо. Когда я пью в одиночестве, у меня всегда появляются нехорошие предчувствия.
- Джеймс, - заметил Виктор, накрывая прохладной сухой ладонью его руку, - почти во всех компаниях, где я бываю, пьют алкоголь - я к этому привык.
Уилсон уже успел выяснить, что Виктор – методист2 и довольно строгий, следовательно, алкоголь, равно как и другие сомнительные привычки, для него под запретом. Джеймсу не было до конца понятно, как именно в такую ортодоксальную систему вписывается привычка Виктора ложиться в постель с мужчинами, но, по ряду причин, он этот вопрос не затрагивал. В конце концов, список успокаивающей «лжи во благо» о святости истинных чувств вне зависимости от религиозных норм, которой всегда прикрывают нарушения догм, он вполне мог выдумать и сам.
- А в актерской карьере отказ от употребления алкоголя…
- … очень помогает, - закончил за него Лидз, - меньше шансов спиться или проснуться в постели с незнакомцем, спрашивающим тебя, кто ты такой. Не смейся – мой приятель рассказывал, каким идиотом он себя в этот момент чувствовал. Проблема в том, что с тем образом жизни, который мы ведем, можно либо пить очень много, либо не пить вообще. Лучше расскажи, чем снимают стресс онкологи? Я не представляю, как можно выносить такую специальность.
- Ну, я-то свою работу люблю… В медицине почти все специальности имеют какую-то свою, обычно малоприятную, специфику. На самом деле, в онкологии куда больше позитивных эмоций, чем принято верить… Любой, самый незначительный бонус, который удается отыграть у смерти хоть на небольшое время, здесь приравнивается к победе.
- Прости, Джеймс, но это звучит ужасно.
- Просто тут приходится мыслить другими категориями, - излишне резко отозвался Уилсон. – Победа врача для пациента - когда он излечивает, изгоняет болезнь. А, на самом деле, если ты не инфекционист и не хирург, то ты вообще никого никогда не излечиваешь, ты только лечишь. Поэтому если тебе нужны триумфы излечения… или ты не можешь вынести половинчатых решений, то у тебя мало путей в медицине. А мы, остальные врачи, радуемся тому, что продлеваем жизнь пациента насколько можно и не даем болезни ограничивать эту жизнь.
- Прости меня, - повторил Виктор, поглаживая его руку. – Я не должен был такого говорить. Я ведь ничего не понимаю в этом. Хочешь, я музыку включу? Что тебе нравится?
- Джаз, - почти машинально отозвался Уилсон.
- О, я обожаю джаз. Спорим, я поставлю запись, которую ты не узнаешь?
- Думаешь? Я хорошо знаю джаз.
- Тогда спорим на желание. Закрой глаза.
Джеймс прикрыл глаза ладонью, пока Виктор поставил какой-то диск и включил воспроизведение. Несколько мгновений, пока из динамиков неслись звуки музыки, Уилсон сидел молча.
- Виктор, - не отрывая ладони от глаз, заговорил он, - это нонет Майлза Дэвиса, альбом «Рождение кула», 1949 года. Я действительно хорошо знаю джаз, так что можешь взять назад свое предложение о желании.
- И не подумаю, - покачал головой Виктор, и светлая челка упала ему на глаза. – Чего ты хочешь? – спросил он тихо, склонившись к Уилсону. Тот медленно убрал челку с его лица, проведя кончиками пальцев по скуле. – Почему я, Джеймс?
- С тобой очень спокойно и удобно, - невпопад ответил Уилсон, и Виктор смеялся, когда он мягко завалил его на расстеленное покрывало.
~ ~ ~
1. Хрипы, слышимые без стетоскопа, на расстоянии.
2. Методи́зм - протестантская церковь, требующая последовательного, методического соблюдения религиозных предписаний.
Глава 4
Глава 4
Пробуждение субботним утром, несомненно, сократило Уилсону жизнь на пару лет, потому что первое, что он, открыв глаза, увидел - была крыса, сидящая у него на груди. На самом деле, Стив Маккуин ради розыгрышей своего неугомонного хозяина рисковал еще сильнее, потому что, не подави Уилсон своего первого порыва, несчастная крысиная жизнь оборвалась бы в тот же момент.
Однако, гуманизм и сострадание, которые, несмотря ни на что, оставались ведущими чертами в характере Уилсона, победили, и он с некоторой брезгливостью запихнул Стива назад в его клетку.
Когда хозяин злополучной крысы проснулся через пару часов и встал с кровати, то попал ногой в таз с ледяной водой.
- Разыгрывать тебя перестает быть интересным, - пожаловался Хаус за завтраком, вяло ковыряясь в омлете с грибами.
- Если твоя крыса еще раз окажется в моей постели, я тебя в клетку посажу, - хмуро отозвался Уилсон, ставя на стол тарелку с тостами.
- Ну, конечно, в твоей постели можно спать только телеактерам, а киноактерам туда вход воспрещен?
- Хаус, ты не опаздываешь? – перебил его Джеймс, надеясь прекратить этот разговор.
- О, да! Я ведь так боюсь припоздниться на встречу с профессиональным козлом-болтологом! Мы еще не закончили, Джимми, не надейся.
- Не надеюсь, - вздохнул Уилсон.
*
Дверь ударилась о стену с такой силой, что с потолка едва штукатурка не посыпалась. Доктор Лэндлоу меланхолично поднял глаза, проверяя, не рухнула ли люстра, как делал всякий раз, когда этот приду… пациент распахивал дверь ударом трости. То есть, практически, в каждый его приход.
- Тринадцать минут, - без раздражения в голосе констатировал психотерапевт, сверив время по стоящим на столе часам с открытым механизмом.
- Чертова дюжина? Ну, тогда, наверное, это темные силы меня задержали по дороге, - отозвался пришедший, даже не притворяясь смущенным, и завалился на кушетку.
- Доктор Хаус, пожалуйста, - попросил Лэндлоу, жестом указывая на кресло перед своим столом.
- Почему мне нельзя лежать на кушетке? – капризно проворчал тот, неохотно вставая.
- Потому, что во время сеанса психотерапии вы на ней заснули как-то раз…. Раз пять или шесть, если быть точным.
- О, ну я-то работаю настоящим врачом: нагрузки, авралы, прием в клинике… сами понимаете – мне хотелось спать.
- Как ваша бессонница?
- Сейчас у меня все в порядке, спасибо. А как ваш супружеский секс?
- Доктор Хаус.
- Я просто пытаюсь поддержать светскую беседу, стараюсь быть вежливым.
- Отлично, теперь, возможно, вы будете не таким вежливым и перестанете хамить? Вы пытались расписывать причинно-следственные цепочки ваших поступков, приводящих к эмоциональному саморазрушению, как мы с вами обсуждали в прошлый раз?
- Я начал, а потом вспомнил, что я не гей и бросил.
- Ясно… ладно, попробуем воссоздать сейчас это вместе…
- Простите, док, вы милый и все такое, но я не по этой части. Вот есть у меня друг, который на четвертом десятке решил вылезти из подполья и сменить руль на правосторонний… Могу познакомить.
- Давайте поговорим о вашем друге, доктор Хаус, - предложил Лэндлоу, пытаясь поймать взгляд своего пациента, но тот был прикован к вращающимся шестеренкам часов. – Он все еще живет в вашей квартире? – в ответ неопределенный жест, который можно принять за кивок. – Он не хочет съезжать или вы не хотите, чтобы он съезжал?
- Да, я просто в восторге от шума фена по утрам и очереди в ванную.
- Ну, учитывая ваш характер, если это единственные претензии – то вы и вправду в восторге. Почему вы хотите, чтобы он остался? Из-за бессонницы?
- Моя бессонница тут вообще не причем! Когда Уилсон ночует у своего… приятеля… я все равно хорошо сплю.
- Вас задевают его романы? Вы не первый раз упоминаете об этом факте. Почему вас это задевает? Вы страдаете гомофобией?
- Нет, - мрачно буркнул Хаус. – Уилсон не гей. Он не был геем все те десять лет, что мы знакомы.
- Ученые придерживаются теории о том, что ориентация определена с рождения, так что, очевидно, все же был. Вам неприятно, что он не доверился вам или что… лишил вас шанса?
- Это вы на что сейчас намекаете? – поднял голову Хаус.
На какой-то миг Лэндлоу понадеялся, что все же встретится с ним глазами, но в последний момент его пациент отвел взгляд в сторону.
- Я просто спрашиваю. Хаус, оглянитесь на ваши поступки за последние годы – начиная от прогрессирующей наркозависимости и заканчивая судебным преследованием – это все похоже на результаты обдуманных, взвешенных решений? Складывается такое ощущение, что вы сознательно выбираете саморазрушающую модель поведения. Зачем?
- Вы что, еще ответа ждете? – спустя мгновенье отозвался Хаус. – Вы его не услышите. Вы деньги получаете не за то, чтобы я обосновывал ваши безумные теории.
- Существует, как минимум, несколько вариантов ответа. Учитывая, что у вас самодеструктивная модель по подростковому типу поведения… да, именно так, доктор Хаус… то это может быть вид мести окружающим за то, что вам вернули жизнь, когда вы об этом не просили, и за такую цену, которую вы не готовы были платить. Вполне типичная подростковая реакция – разрушение своей жизни в отместку другим. А есть второй вариант…
- Сгораю от нетерпения… - саркастически пробормотал Хаус, занятый попытками уравновесить трость на ребре ладони.
Лэндлоу со вздохом снял очки и потер высокий, с залысинами, лоб.
- Дело в том, что существуют люди, которым вообще ничего не нужно, если они не могут получить желаемое. Никаких компромиссов, никаких половинчатых решений. Фанатично-максималистское поведение. Тоже свойственно подросткам, в основном.
Трость с грохотом упала на пол, и Хаус получил несколько мгновений передышки.
-И чего же я, в этом случае, так желаю, что разрушаю сам себя с досады, что не могу это получить?
- Это вы мне скажите, доктор Хаус. Чего вы хотите?
- Всего понемножку. Лекарство от рака, свободу слова, свободу совести, мир во всем мире, прекращения военных действий американцами на Востоке, порно на бесплатных…
- Доктор Хаус. Пожалуйста. Разумеется, это не единственные варианты – это может быть еще обход подсознательного запрета на суицид, например… и многое другое. Я не могу за вас решить, какой вариант соответствует истине. Вы ничего не хотите рассказать?
- Нет, спасибо, - покачал головой Хаус, забрасывая в рот таблетку викодина. Психотерапевт жестом предложил ему стакан воды, но Хаус лишь отрицательно покачал головой.
- Таблетки помогают? – спросил Лэндлоу и получил неопределенное пожатие плеч в ответ. – Доктор Хаус, что вас связывает с Уилсоном?
- Что это за вопрос? Я не знаю, что вы имеете в виду, но, когда нам случалось ночевать в одной постели, мы спали строго под разными одеялами.
Если подумать, то взрослым людям, какими бы близкими друзьями они ни были, обычно вообще не приходится ночевать в одной постели. Хаус был благодарен, что Лэндлоу не заострил на этом внимания.
- Это похоже на созависимость, - напрямик отозвался Лэндлоу, глядя на часы. Шестеренки вертелись, и крутились стрелки, отсекая минуту за минутой. Хаус в первый раз с начала сеанса посмотрел ему прямо в глаза. – Ее можно рассмотреть на примере классической системы психоанализа: Эго, Супер-Эго и Ид. Ид – начало беспорядочное и полное энергии, которое стремится к удовлетворению желаний и не сковано никакими рамками. Супер-Эго – начало, ограничивающее Ид, приводящее его действия в соответствие с требованиями морали, формируется обычно в детстве под влиянием отца или аналогичного лица. Эго примиряет два начала и осуществляет контакт с окружающим миром, согласно поставленным задачам.
- Я знаю теорию Похотливого Старого Козла Фрейда.
- Не сомневаюсь. При отрицательном шаблоне, когда отец не становится прообразом Супер-Эго – например, при конфликтных отношениях в семье – формирование Супер-Эго может нарушаться. Так как полное главенство Ид убьет любую личность в обществе, то Эго ищет кого-то в окружении, кто будет выполнять роль Супер-Эго. Что-то вроде вынесенной отдельно совести. При самодеструктивной модели поведения, когда задачей стоит окончательно разрушение личности, Эго контактирует с миром согласно именно этой задаче. То есть делает все, чтобы личности было легче разрушаться.
- Вы считаете, что Уилсон – моя совесть?
- А вы? Это не исключено. Он занял эту позицию, когда ваше саморазрушение еще не достигло таких размеров или еще не существовало вовсе, и вы искали способ успешной адаптации. Теперь уже не ищете.
- Мне давно нужно не это…
- А что?
Вопрос повис в воздухе, и через полминуты Лэндлоу понял, что отвечать Хаус не собирается. Шестеренки в часах вертелись, и крутились стрелки.
- Боюсь, наше время вышло, - наконец сказал психотерапевт.
С неожиданной скоростью, учитывая его больную ногу, Хаус встал с кресла.
- Вот и чудно. До встречи на следующей неделе, док.
- Доктор Хаус. Сядьте, пожалуйста. Не будет никакой встречи на следующей неделе.
- Вы куда-то уезжаете? Съезд Самых Бесполезных Врачей Года?
- Я никуда не уезжаю. Это вас здесь не будет.
Хаус оглянулся по сторонам.
- А где я буду?
- Где угодно, только подальше от моего кабинета. Хаус, мы встречаемся с вами полгода. Это двадцать четыре встречи. Вы так и не заговорили. Наши сеансы проходят по прежней схеме – я рассказываю вам, что вы, по моему мнению, должны чувствовать. Ваша социализация по-прежнему на нуле, если не отрицательна. Ваша зависимость только прогрессирует. Знаете, как это называется? Провал терапии. Я не вижу смысла продолжать это «лечение» и не имею морального права брать за это деньги. Тем более, что, если вы не предпочитаете в определенных кругах отзываться на имя «Лиза Кадди», то чеки выписываете не вы. Я не знаю, кто и какую руку вам вывернул, чтобы загнать на психотерапию, но передайте этому человеку, что из насильственной терапии ничего не выйдет. Удачи.
*
Дома обнаружилось, что Уилсон отбыл в неизвестном направлении и, прикинув, позвонит ли тот сам, чтобы уточнить, как прошел сеанс психотерапии у его друга, Хаус достал мобильный телефон и набрал номер.
- Ваш с Кадди мозгоправ спекся, - с ходу сообщил он, как только услышал голос Уилсона в трубке.
- Ты не забыл стереть отпечатки пальцев и закопать труп? – невозмутимо спросил тот.
- Нет, я все сделал, как показывали в CSI. Ты будешь моим алиби.
- Увы, я должен отказаться от такой чести. Я за городом и вернусь только поздно вечером или завтра утром.
- Да, знаю, я нашел твою записку.
- Я ничего не писал, Хаус.
- Я заметил. Это был сарказм. Можешь посмотреть значение этого слова в толковом словаре – у актера он наверняка должен быть.
- Каждый, кто проведет с тобой хоть пару часов, узнает значение этого слова на собственной шкуре, Хаус, - в тон ему ответил Уилсон. – Мы в загородном клубе…
- Мне это так интересно узнать! Это тоже был сарказм, - сказал Хаус, нажимая отбой.
* * *
По счастью, рабочий день Виктора в этот понедельник начинался в 6:30 утра, поэтому он не стал делать проблемы из того, что они с Уилсоном завтракают обезжиренными и обессахаренными овсяными хлопьями в половине шестого. После этого у Уилсона еще хватило времени вернуться на квартиру Хауса, переодеться, приготовить на скорую руку второй завтрак и в семь утра позавтракать снова - недиетическими оладьями с медом. Такой утренний ритуал с некоторыми поправками продолжался уже шесть недель с лишним и надоел ему до смерти.
- У меня не гостиница, Уилсон, - хмуро сообщил ему Хаус за завтраком, - чтобы тебе нужно было отмечаться до какого-то срока.
- Я тоже так подумал. Наверное, будет лучше, если я … перееду к Виктору… я все равно остаюсь там практически каждую ночь. Глупо, что я приезжаю к тебе на квартиру каждое утро, чтобы переодеться перед работой.
- Очень глупо, - подтвердил Хаус. – Твой переезд меня мало беспокоит, а вот по блинчикам я буду скучать.
- Я кормлю тебя ленчем, обедом, а подчас и ужином – разберись уж с завтраком сам! – сухо ответил Уилсон, стараясь не показать, как его задела реплика Хауса. – Вечером соберу вещи.
- Так, а вот теперь ты меня напугал. Такое впечатление, что ты как будто бы и не шутишь.
- А я и не шучу.
- Уилсон, хватит, День Дурака в апреле, а сейчас только конец ноября.
- Я не шучу. Я съезжаю.
- Черт возьми, Уилсон, ты в своем уме?! – вышел из себя Хаус, резко отодвигаясь со стулом от стола. – Да ты с этим парнем почти незнаком! У меня с пакетом молока с нижней полки холодильника более длительные отношения!
- У нас просроченное молоко в холодильнике? Оно должно быть просроченным, потому что я встречаюсь с Виктором два месяца.
- Нет, у него срок годности истекает только в феврале.
- Зачем ты держишь молоко длительного хранения в холодильнике? – заинтересовался Уилсон.
- На случай нападения молокоедов из космоса. Не отвлекайся от темы, Джимми-бой.
- Господи, Хаус, ты съехался со Стейси через неделю после вашего свидания!
- Это совсем другое дело, - неохотно огрызнулся Хаус.
- Почему? И вообще тебе надо радоваться – никаких проповедей, никаких укоризненных взглядов на то, как ты принимаешь свой проклятый викодин, никакого шантажа, чтобы ты тащил свою задницу в больницу без опозданий!
- Да, черт возьми, я просто охрененно рад! – рявкнул Хаус, поднимаясь на ноги.
- Хаус!
- Иди ты на хрен, Джимми! – сообщил ему друг, захлопывая за собой дверь кухни.
- Хаус! Хаус, мы на работу опоздаем! Хаус! Черт возьми… - вздохнул Уилсон.
И почему он решил, что сейчас подходящий момент для такого разговора?
Глава 5.Глава 5.
Уилсон как раз перечитывал очередной отчет по отделению перед сдачей, когда к нему в кабинет ввалился Хаус с историей болезни в руках.
- Снимай тот диагноз, который ты поставил – ценю твою онкологическую настороженность, хотя, конечно, только идиот мог предположить, что это аденокарцинома – ставь полипоз нисходящей ободочной кишки и переводи его на гастроэнтерологию, - выпалил Хаус на одном дыхании.
- Хорошо, - откликнулся Уилсон, даже не подняв глаз от отчета, и протянул руку за историей. – Давай сюда.
- Пожалуйста, - любезно ответил Хаус, швыряя папку через весь кабинет в самый дальний угол.
После этого Уилсон волей-неволей должен был оторваться от отчета:
- Это что сейчас было, Хаус?
- Что? А, это. Это я хотел как-нибудь незаметно намекнуть тебе, что хочу с тобой поговорить. Когда я познакомлюсь с твоим маленьким секретом?
- Дай подумать… У нас сегодня среда? Значит… никогда. Зачем тебе это?
- Я должен знать, кому ты теперь портишь нервы своим феном. Солидарность жертв террора.
- Виктор не жертва террора – он встает еще раньше меня.
- Когда, Уилсон? – настойчиво повторил Хаус. – Рано или поздно, мы все равно встретимся, раз уж ты живешь с ним.
- Если от меня что-то будет зависеть хоть в малейшей степени, то это произойдет поздно, - ответил хозяин кабинета, встав с кресла, чтобы поднять историю болезни.
Когда он обернулся, Хаус выливал кофе на его отчет.
- Упс, - с преувеличенным сожалением воскликнул он, подняв глаза на Уилсона, и вышел из кабинета так быстро, как только мог.
Онколог сел обратно за свой стол и посмотрел на погубленный отчет.
- Придурок, - вполголоса пробормотал он.
*
- Ты сегодня не заехал за мной, - заметил Виктор после ужина, когда, лежа рядом, они читали: один - газету, а второй - текст роли.
- Прости, задержался на работе. Мне пришлось переделывать отчет – на первую версию Хаус вылил кофе.
- Случайно? – удивленно поднял голову Виктор.
- Не совсем… У него новая идея: хочет познакомится с тобой.
- Я не против. Почему бы и нет? Ты же знаком с теми, с кем я снимаюсь… Ну, просто друзей-то у меня в Джерси нет.
- Если хочешь приобрести себе друзей – на встречу с Хаусом можешь надежд не возлагать.
- Думаешь, я ему не понравлюсь? – вскинул Виктор светлую бровь.
Уилсон уже успел окончательно выяснить, что тот и вправду был натуральным блондином, но контраст волос и очень темных глаз его по-прежнему удивлял.
- Думаю, нет, - не колеблясь, откликнулся Уилсон.
- Вообще-то я обычно умею находить общий язык с людьми, - возразил несколько уязвленный Виктор.
- Хаус не человек.
- Он сорокалетний мужик, без подруги, без семьи и без здоровья – тут у любого тараканы в голове заведутся! Ты его представляешь каким-то монстром!
- Я не представляю… - начал Уилсон и осекся, - или представляю? Хорошо. Я вас познакомлю. Хотя я все еще уверен, что ты ему не понравишься.
- Пригласи его к нам на ужин.
- Нет, с Хаусом лучше знакомиться на нейтральной территории, - ответил мужчина, снимая телефонную трубку.
- Джеймс, ты замечаешь, что говоришь о нем как о каком-то давнишнем коварном противнике? Ты действительно так воспринимаешь вашу дружбу? Стоит ли она тогда того, чтобы ее поддерживать?
Уилсон на пару секунд замер, но только он собрался что-то сказать, как на том конце провода сняли трубку.
*
Заманить Хауса на встречу оказалось поразительно сложно. Из всех знакомых Уилсона Хаус был единственным, кто умудрялся, настояв на выполнении какой-то своей идеи, заставить окружающих потом уговаривать его поучаствовать. Впрочем, если смотреть шире, из всех знакомых Уилсона Хаус много в чем был единственным.
Столик на троих в итальянском ресторанчике показался Уилсону достаточно нейтральной территорией, так что там они и встретились.
- Добрый вечер, - с самой своей обаятельной улыбкой выдал Виктор, и у Уилсона сразу появились плохие предчувствия – Хаус был не из любителей «обаятельных улыбок». – Джеймс много рассказывает о вас. Я – Виктор Лидз, можно просто Виктор или Вик, - сообщил он, протягивая руку.
- А я доктор Грегори Хаус, можно просто доктор Хаус, - откликнулся диагност и первым сел за стол, игнорируя протянутую руку.
Виктор несколько обескуражено замер на полмгновенья, а потом опустил руку и тоже занял свое место. Уилсон открыл было рот, желая сказать что-нибудь просто для того, чтобы не дать Хаусу задать тон разговору, но в этот момент у него зазвонил мобильный телефон и, машинально извинившись, он ответил.
- Доктор Джеймс Уилсон. Да… да, слушаю… - пару мгновений он просто молча кивал, словно собеседник мог его видеть. – Как его зовут, еще раз, пожалуйста? Опухоль яичка, да? Герминативная? Что? Сейчас не самое удобное время, Гарри… Да. Да, я понимаю. Нет, я не оспариваю назначение противорвотных. Или оспариваю? Подожди, мне надо посмотреть рецептурный блокнот, - он зажал телефон плечом, доставая блокнот из кармана. Официант, бесшумно возникший из полумрака зала, склонился к Уилсону и тихо указал:
- Прошу прощения, сэр, но у нас нельзя говорить по мобильному телефону в зале. Вы можете поговорить в холле.
- Хорошо, - кивнул покорно Уилсон, поднимаясь из-за стола. – Гарри, подожди минуту, я сейчас.
- Он, между прочим, жизни спасает, - сообщил Хаус официанту. – Кстати, если у вас есть яйца - в них тоже может завестись рак.
- Хаус, я вернусь через пару минут, - поспешно перебил его Уилсон, пока атмосфера не стала жуткой окончательно.
- Мясное меню или рыбное? – спросил невозмутимо официант, однако, несколько опасливо косясь на Хауса.
- Мне мясное, Джеймс, наверное, будет рыбу, - заметил Виктор, - а вы, доктор Хаус?
- Тащи и то, и другое. Винную карту не надо – я за рулем, а Джеймс не станет пить один. Пошел. Итак, - начал он, когда официант испарился, - значит, есть беззащитных зверюшек Амишам можно?
- Ну, я вообще-то не… - начал было Виктор, но осекся:
– Ты ведь все равно не перестанешь издеваться, так? Ладно, можешь считать, что я - Амиш. Тебе нога не мешает управлять машиной? Джеймс рассказывал… - слегка извиняющимся тоном добавил он.
- Джеймс вообще говорит о чем-то, кроме меня, или даже во время секса мое имя повторяет? – уточнил Хаус, открывая принесенное меню.
- Ну, вообще-то…
- Застенчивость выглядит привлекательно до двадцати лет, потом это уже пресно. Странно, что так смущаешься с твоей-то профессией…
- Я же актер, а не хастлер.
- А что, есть разница? – тут же парировал Хаус.
- Собственно…
- Я что-то пропустил? – спросил подошедший Уилсон, садясь на свое место.
- Один интересный диалог, - кратко ответил ему Виктор
- Вы готовы сделать заказ? – прошелестел официант, появившись будто из-под земли.
- Свиные ребрышки, - выдал Хаус, захлопывая меню.
- Я хочу дорадо, - заметил Уилсон.
- Мы обычно готовим эту рыбу на двоих, - сказал официант, забирая меню у Хауса.
- Ты как? – повернулся Джеймс к любовнику.
- С удовольствием съем рыбу.
- Мы возьмем дорадо на двоих, - кивнул Уилсон, и официант, забрав меню, исчез.
Хаус встал.
- Мой сериал начинается через полчаса, и надо еще покормить крысу, так что - счастливо оставаться.
Уилсон поднялся следом за ним и, несмотря на это, успел поймать его за локоть уже на выходе из зала.
- Какого черта, Хаус? – тихо спросил он.
- А я уже увидел все, что хотел, - высвободил руку тот. – Удачи, Джимми.
Когда Уилсон вернулся за столик, Виктор встретил его встревоженным взглядом.
- Он обиделся?
- Ты не сможешь обидеть Хауса, - спокойно отмахнулся Уилсон.
- А что это было тогда?
- Он – хам, и со странностями. Ты привыкнешь. И, надеюсь, ты любишь свиные ребрышки, потому что он ушел после того, как сделал заказ…
@темы: Доктор Хаус, Доктор Уилсон, Фанфик, Слэш, PG-13
-
-
25.04.2010 в 22:00-
-
25.04.2010 в 22:03-
-
26.04.2010 в 21:15жду продолжения банкета)
-
-
26.04.2010 в 21:17-
-
27.04.2010 в 01:26ОМП???? (не Уилсон/Хаус)???? Просто я фанат скорее такого пейринга и в первой главе есть парочка таких фраз...
Я понимаю, что жанр драма, но как-же жалко мне будет Хауса, оставшегося один на один с самим собой и своей болью.
Просто здорово написано, цепляет, и от этого только больше хочется, что бы у них все было хорошо.
-
-
27.04.2010 в 01:34-
-
27.04.2010 в 18:25-
-
30.04.2010 в 15:18жду продолжения
-
-
30.04.2010 в 16:59Замечательно, интересно, захватывающе, а как написано... А какие диалоги!
Присоединяюсь к Victoria@Doran в оценке текста.
Очень жду продолжения!
-
-
30.04.2010 в 17:58syslim, спасибо. Особенно рада, что понравились диалоги. Продолжение будет так же.
-
-
11.05.2010 в 19:28та да, диалоги у вас просто отлично получаются
особенно диалоги Хауса и Уилсона ^.^
-
-
11.05.2010 в 19:29Как я рада, что диалоги получаются...
-
-
17.05.2010 в 07:41вот и я теперь тоже немножко знаю))
-
-
17.05.2010 в 16:54-
-
24.05.2010 в 01:32А это - Хаус не человек.
Createress
Причем, текст цепляет. Я помню, с чего начинала читать и какие комменты писала. Автор убедил меня в выборе Уилсона без всяких дискуссий. При этом с
ужасомрадостью осознаю, что сможет с той же легкостью убедить в обратном. По моему это признак по настоящему талантливого текста, и автора, конечно./Я в шоке и это прекрасно./ Спасибо Createress.
Хм, а Хаус получается увидел свою противоположность? А какие из встречи сделал выводы? (Я улавливаю с заказом в ресторане некий подтекст, но не могу точно сформулировать.) Социальный контракт?
А есть еще где тексты почитать?
-
-
24.05.2010 в 02:05всё атмосфернее с каждой главой, и цепляет, и жду-не дождусь продолжения))
-
-
24.05.2010 в 19:41Хаус получается увидел свою противоположность? А какие из встречи сделал выводы?
В каком-то плане, да, Виктор - его противоположность по самой даже занимаемой жизненной позиции. Насчет выводов... сложно пока сказать. Химические реакции в мозгу Хауса текут непредсказуемо, и что там на выходе только черт знает... да и то, когда эксперимент уже поставлен.
Тексты по Хаусу, все которые есть в количестве 2 штуки, лежат здесь. Выслала в личку ссылку на остальные: соберетесь читать жду ваших комментариев, вне зависимости от того понравится или нет)))
Александра Ойди, спасибо, обожаю Кэрролла.
-
-
09.06.2010 в 14:53В этом месте хохотал как ненормальный)))
Спасибо за фик ^^
-
-
09.06.2010 в 17:16