Автор: Creatеress
Бета: Не в этот раз, увы
Рейтинг: NC-17
Размер: миди
Пейринг: Уилсон/Хаус
Жанр: Drama, Romance
Отказ: Ну, я бы написала, что все мое - но вы же все равно не поверите, правда? Так что, персонажи, события и места, чьи названия покажутся вам знакомыми, принадлежат тем, кому принадлежат
Цикл: Historia Morbi [6]
Фандом: House MD
Аннотация: Проводится расследование случая гибели пациентки Хауса.
Комментарии: Тайм-лайн: вскоре после третьего развода Уилсона.
Канон, соответственно, учитывается частично.
Все медицинские случаи взяты из практики - очень редко моей, в основном моих преподавателей, кураторов и профессоров.
Epicrisis(лат.) - эпикриз. Раздел истории болезни, где формулируются представления о состоянии больного, о диагнозе, причинах возникновения и развитии болезни, об обосновании и результатах лечения. Завершает историю болезни.
Комментарии принимаются с благодарностью, здесь же или на е-мэйл
Предупреждения: слэш, OOC
Статус: Не закончен
"Больная, 32 лет, поступила с жалобами на острые боли в животе. Возможность беременности категорически отрицает.(...)
Диагноз "скорой помощи": Острый гастроэнтероколит(?)
Диагноз приемного покоя: Беременность 40 нед.
Диагноз заключительный: Роды I срочные."
Из истории болезни.
Диагноз "скорой помощи": Острый гастроэнтероколит(?)
Диагноз приемного покоя: Беременность 40 нед.
Диагноз заключительный: Роды I срочные."
Из истории болезни.
Глава 1Доктор Хаус никогда не мог похвастаться умением ладить с окружающими его людьми, а инфаркт в свое время не просто чуть не оттяпал у него ногу, но и отнял значительную часть и без того скромных социальных навыков. А еще болезнь безвозвратно унесла в какие-то далекие и уже слегка нереальные дни многое другое, о чем здоровый человек и не задумывается никогда: радость движения, свободу жизни без боли, возможность совершать миллион простых действий, независимость от лекарств. Боль на долгие годы пропитала все его существование, то усиливаясь, то успокаиваясь, но все время оставаясь в рамках ощущения и рамках сознания, не давая забыть о себе ни на секунду. Ее было невозможно ни заглушить силой воли, ни перебить никаким переживанием, ни заставить умолкнуть хоть на сколько-то времени. Постоянное физическое страдание захватило себе большую часть его жизни, отражаясь на сотне мелочей: от поз для секса и до походов в туалет ночью, когда боль только-только слегка убаюкалась. Боль проникала даже в сон, превратив сновидения в бесконечную череду ярких цветных всполохов, картин, сцен, то бессмысленно—сюрреалистичных, то глубоко сюжетных, но всегда пронизанных если не физической мукой, то глубочайшим беспокойством.
Боль переплавлялась в терзающую тревогу, не оставляя Хауса даже по ночам, и в общем он никогда не спал особенно спокойно. Даже в объятиях Уилсона, когда его бессонница слегка отступала, Хаус периодически вздрагивал, бормотал что-то сквозь зубы, сбивал дыхание, с еле слышными стонами мотал головой. Уникальный мозг воспринимал миллионы единиц информации и, подстегиваемый кусающей болью, всю ночь крутил эти разнокалиберные данные, переиначивал их, превращал в гротески, строил и разрушал карточные замки из иллюзий и реальности, не давая себе отдыха.
Вначале Уилсона это пугало и будило, но постепенно он привык, не просыпаясь, крепче прижимать Хауса к себе, из-за чего тот слегка утихал и получал короткую, но безмятежную передышку.
Однако сегодняшняя ночь была особенно дурной. Хаус вообще не мог лежать спокойно, ворочался, метался, сбрасывал руки Уилсона с себя, пока тот не оставил попыток. Стоило хоть немного задремать, как почти сразу же он распахивал глаза, вырванный глухим грызущим беспокойством из этого призрака сна, и чуть ли не бился на постели в отчаянии от невозможности унять чертовы мысли, вившиеся роем, и чертову-чертову-чертову боль в ноге, которая казалось просто взрывалась от каждого движения.
Однако как ни плохо спал Хаус, Уилсон вообще не сомкнул глаз всю эту бесконечную ночь после Рождества.
***
На операционном столе в процедурной Кэрри Уэлш выглядела странно вытянувшейся, так что ей можно было дать лет 18-19.
Доктор Магнер, которую вырвали из дома как раз в разгар запекания гуся, зябко поежилась после холода полупустых улиц и еще раз пересмотрела историю болезни. Утренний анализ показал число тромбоцитов 115, и Камала не могла злиться на Хауса за то, что он поторопился сорвать ее в Рождество и вытребовать свою желанную биопсию прямо сейчас. Вернее, могла, конечно, и злилась, но скорее по привычке.
- Как они сделали это? – поинтересовался Ник – молоденький дежурный врач, едва ли год назад закончивший ординатуру.
Камала пожала плечами.
- Отыскали недавно умершего пациента с нормальной страховкой, договорились с патологоанатомами и перелили ей тромбоцитарную массу по его полису. Так что не будем подставлять наших коллег с диагностического отделения и затягивать процедуру, тем более долго эти перелитые тромбоциты не проживут.
- А не лучше было бы сделать лапароскопическую операцию для контроля иглы?
- Тебе бы лучше, - отозвалась доктор Магнер, - тем более что она без сознания. Я и так не промахнусь, а перелитые тромбоциты меня все-таки не радуют настолько, чтобы лезть в брюшную полость.
Посадить пациентку, как это положено для биопсии печени, было невозможно, и Кэрри положили на левый бок. Камала простучала грудную клетку, отмечая, где ясный легочный звук сменялся на тупой печеночный, определяя подвижность легочного края, чтобы случайно не попасть иглой в легкое, потом обезболила нужный участок и мотнула головой Нику.
- Давай эту хрень.
Подавая ей биопсийную иглу, он думал, почему ни один медицинский колледж и ни один курс оперативной хирургии не подготовит тебя к тому, что врачи абсолютно все инструменты называют не иначе как «эта хрень», «та хрень» и «вон-та-хрень-слева».
Игла вонзилась в обезболенную кожу и уже через несколько секунд Магнер извлекла мандрен 1 и потянула аспират из печеночных клеток. Еще мгновенье спустя она уже вывела иглу. Вся процедура заняла минимум времени, и Камала подмигнула Нику.
- Вот и все. И из-за этого наши диагносты столько времени ломали копья. Пойдем писать протокол операции.
Ник подсел к ней, когда Камала уже вовсю стучала по клавишам компьютера.
- Идите домой, Магнер, если хотите, я все напишу, а то вас же ждут на Рождество.
- Меня ждет сын-спиногрыз и его подружка-барби.
- Не любите детей? – рассмеялся врач.
- Люблю, - не согласилась Магнер, - но мальчиков и обязательно совершеннолетних.
Ник все равно понимал, что она не уйдет, пока не пройдет хотя бы ранний послеоперационный период, как и положено хорошему хирургу.
Медсестра подошла примерно через полчаса, когда Камала уже снимала халат в ординаторской.
- Доктор, там давление упало.
Камала с Ником машинально переглянулись и, не сговариваясь, отправились вместе.
Давление действительно упало, некритично, но неприятно.
- Сделайте дофамин для сердца, поставьте капельницу с инфузионной терапией и переводите ее в операционную, - наконец, сказала Камала, ни на кого не глядя.
Лицо у нее было напряженное, между темных бровей легли морщинки.
Следующие полчаса они не торчали около пациентки, постоянно перепроверяя пульс и давление, но только потому, что заставляли себя этого не делать усилием воли. Переговариваться они в принципе еще переговаривались, но уже без шуточек и флирта.
Потом давление упало снова.
- Ник, возьми кровь, отправь в лабораторию и проверь на совместимость. Зовите реаниматологов. Звоните в переливание – пусть пришлют порцию плазмы… и цельной крови группы А(+).
Пока под присмотром реаниматологов одна за другой падали в «озеро» капельницы соломенно-желтые капли плазмы, Магнер стояла рядом молча.
- Это сердечная реакция на оперативное вмешательство? – аккуратно спросил Ник, слегка побаиваясь попасться под горячую руку.
Камала только дернула плечом, не сказав ни «да», ни «нет».
Следующие два часа держалось давление девяносто, а потом оно рухнуло сразу до неопределяемого. Реаниматологи оттеснили хирургов, занимаясь больной под истеричный писк аппаратов.
- Это кровотечение, Ник, - тихо сказала вдруг Магнер, не поворачиваясь к нему, - но черт меня дери, если я понимаю, откуда это кровит.
- Легкое? – очень осторожно предположил Ник.
- Да ни хрена! – тут же взорвалась она, точь-в-точь как он и предчувствовал. – Я могу отличить печень от легкого! Биопсия была взята правильно!
- Хорошо, - поднял он руки, показывая что сдается, - а что делать будем?
- Вы там закончили? – резко спросила Магнер у реаниматологов, которые вообще-то и вовсе не были виноваты. – Давайте шарящий катетер.
Идея была хороша тем, что по меньшей мере позволяла сразу же определить не только имеется ли кровотечение в брюшной полости, но и насколько сильное. Однако прошло еще полчаса, прежде чем реаниматологи позволили хирургам подойти к больной. Теперь трубки капельниц были подключены к трем венам и одновременно лили и физрастворы, и плазму. Анестезиологи сделали общее обезболивание, и Магнер стала осторожно вводить через разрез катетер в брюшную полость. Ник, которому работы сейчас не нашлось, обернулся, и на секунду ему показалось, что за стеклом двери, отсекающей операционную от коридора, мелькнуло лицо главы диагностического отделения, но его внимание сразу же отвлекла медсестра, которая принесла результаты анализов.
Катетер прошел в полость брюшины, и Магнер дернулась чисто машинально, потому что по трубке хлынула сплошным потоком кровь. Медсестра ахнула, едва не выронив посудину для замера количества потерянной крови, когда разбрызгиваясь во все стороны в ее дно ударила по напором тугая струя.
- Кровопотеря пятьсот… литр…
Кровь перемешалась с асцитической жидкостью, и впечатление из-за этого было еще жутче. Хирург выругалась, автоматически беря катетер на себя, но кровотечение по трубке, казалось, только усилилось. Снова запищали аппараты, показывая новое падение давления и сердечной деятельности.
- Кровопотеря полтора…
- Переливание готовьте! – скомандовала Магнер. – И несите еще плазму и еще кровь, быстрее, быстрее!.
- Магнер, посмотрите, - влез Ник, поднося ей результат анализа.
- Слушай, ты сейчас охрененно не вовремя, - бросила Камала, которую опять оттеснили реаниматологи.
Кровь по катетеру все еще лилась, и анестезиолог как раз подключал аппарат.
- Да посмотрите же!
Было что-то особенное в его голосе, и она перевела глаза от монитора, который все равно показывал, что давление слишком низкое для подсчета, и глянула на настойчиво показываемый ей анализ.
Этот быстрый взгляд отдался в ее ушах похоронным звоном, потому что на норовящем свернуться в трубочку клочке бумаги, похожем на чек из супермаркета, какой ей только сегодня утром выдали при покупке праздничного гуся, было четко напечатано «тромбоциты - 15».
И словно в ответ на это прозвучали слова анестезиолога:
- Остановка сердца.
Большая часть лица Камалы было закрыто маской, но глаза женщины расширились так, что Ник мог увидеть в них свое собственное перепуганное отражение.
- Где история? – тихо сказала Магнер и тут же уже намного громче: - Где этот чертов утренний анализ?!
- Доктор, не орите! – рыкнул на нее анестезиолог, вкалывающий больной адреналин.
Ник дерганно перелистывал так и норовящие слипнуться страницы, слишком сильно рванул одну из них, так что разрыв зазмеился почти до половины.
Над анализом они склонились вдвоем, только сейчас замечая не бросающуюся в глаза разницу между яркостью чернил у двух единиц в цифре «115».
Каждый, кто знал неаккуратный размашистый почерк Хауса, мог восхититься той выдержкой, которую ему пришлось проявить, чтобы подписать лишнюю единицу в анализ совершенно незаметно. Камала почерк Хауса знала, но восхищение было далеко не тем чувством, которое она сейчас ощущала.
- Где он?! – спросила она, явно сдерживаясь из последних сил, причем безрезультатно. Уравновешенность никогда не была ее сильным качеством. – Где этот мудак?!
- Заткнитесь вы, доктор! – на таких же повышенных тонах отозвался анестезиолог. – Больная стабилизирована. Лапароскопия?
- На кой хрен мне лапароскопия? – сказала Магнер, и Ник с изумлением впервые увидел, как трясет вздувшуюся венку у нее на виске ниже края шапочки. – Что я там увижу лапароскопом – полная брюшная полость крови и асцитической жидкости! Готовьте лапаротомию.
Реаниматолог начал устанавливать еще системы капельниц, а Камала и Ник, оба расстерилизованные пока трогали историю болезни, пошли перемываться.
- Магнер, - все-таки решился спросить он, когда они уже одевали маски, - а это…
- А это, - перебила она, - это все. Все, Ник. Счастливого Рождества.
Кэрри на операционном столе лежала, буквально ощетинившись иглами капельниц, подключенными к обеим подключичным венам, к локтевым, к венам нижних конечностей – куда только удалось установить. Растворы уже не капали – лились, отпущенные на максимум. Одновременно был установлен и новый пакет с кровью.
Кровь по прозрачным трубкам из брюшной полости текла все так же активно.
У Ника возникла парадоксальная ассоциация с цветочным горшком, который поливают из лейки сверху, а вода из него с такой же скоростью вытекает насквозь. Только в отличие от горшка человеческое тело к такому не приспособлено.
Срединный широкий разрез, дающий лучший обзор, Магнер делать побоялась, пошла меньшим доступом, ближе к печени. Каждый сосуд, даже самый маленький кровил так, как будто никакого свертывания крови не существовало в природе в принципе. Ник цеплял на них зажимы и с ужасом видел, как новое кровотечение начинается в тех местах, где зубчики браншей соприкасаются с тканями.
Когда они рассекли брюшину, то кровь с асцитической жидкостью ухнула на руки им обоим и на операционный стол, и на пол, промочив белые больничные кеды Ника, даже несмотря на бахилы, насквозь, вплоть до носков. Кэрри вдруг застонала, болезненно, жалобно, как будто все чувствовала.
- Продолжайте, доктора, все в порядке, - сосредоточенно, но спокойно сказал анестезиолог, внимательно следящий за приборами, и тут же перебил сам себя: - Нет, нет! Вторая остановка сердца! Хирурги - в сторону.
Они ждали еще полчаса, пока реаниматологи закончат. Операционная медсестра подошла с новыми масками.
- Меняем, доктора.
Маску с Камалы сняли, и Ник увидел, как женщина тяжело дышит сквозь зубы – стиснутые так крепко, что даже щечные мышцы четко контурированы под кожей. В вырезе хирургического костюма было видно, как бьются вены на смуглой шее, и молодой человек едва удержался, чтобы не прижать к ним пальцы, определяя пульс. На вид казалось, что он колотит под сто пятьдесят.
- Больная стабилизирована, продолжайте, доктора.
Они дошли до печени, отвели ее наверх, но найти область биопсии не удавалось, ощущение было такое будто кровит все одновременно и со всех сторон. Магнер стала накладывать стягивающий шов, надеясь затянуть кровящее место где-то в глубине окружающими тканями, но, глядя, как от каждого вкола иглы вовсю, не останавливаясь, течет кровь, Ник только головой тихонько покачал.
- Будем тампонировать сальником?
Однако они только начали подводить большой сальник, чтобы зажать им кровоточащее место, как наступила третья остановка сердца.
Больше к столу их уже не позвали.
Смерть больного на столе - самая страшная для хирурга – и Ник не удивлялся, что и через полчаса, когда они уходили к неизбежным бумажкам и оправданиям пульс у Камалы на шее колотил все так же.
Уходя, он оглянулся на еще лежащую на операционном столе Кэрри, которую до этого как-то особенно и не разглядывал – не до того было. Лицо у нее, как у всех, кто умер от большой кровопотери, сразу заострилось, как-то усохло, словно умерла она уже несколько часов назад, и приобрело изголуба-бледный оттенок, на котором герпетические высыпания казались еще ярче. Губы, веки, крылья носа налились бледно-фиолетовым цветом.
Глаза у девочки были открыты, залиты расширенными зрачками и поблескивали под лампами, но каким-то матовым, неживым отблеском.
Ник не смог заснуть в следующую, послерождественскую, ночь, пока не скурил три косяка подряд, чтобы забыть этот взгляд.
***
Доктор Магнер в послерождественскую ночь как раз спала. Правильнее сказать, вырубилась, положив голову на высокий подлокотник дивана в ординаторской, и резко проснулась, стоило заведующему приемным покоем доктору Рэддерсу подойти поближе.
- Я уже иду. Историю болезни и чистый халат, пожалуйста. А, это ты… тогда ничего не надо, можно только одну порцию садо-мазо секса.
- Камала, - нарочито увещевательно сказал он, присаживаясь на диван рядом с ней, - ты здесь уже тридцать с лишним часов. Давно закончилась прошлая смена, началась следующая, и ни одна из них не твоя. Я тебя умоляю – иди домой. Карлос приехал, он тебя заберет.
- Не хочу домой.
Она вздохнула и провела рукой по неопрятно завернутым в пучок волосам, так что жесткие блестящие пряди окончательно выбились и упали на усталое лицо.
- Я слишком зла, - продолжила она. – Достаточно зла, чтобы раскатать дома всех обитателей, а они совсем не виноваты.
- Камала, - снова повторил он, получая неосознанное удовольствие, прокатывая ее имя по языку, - так нельзя.
- Иди к черту, - тут же вспыхнула она. – Если я полосну по воротной вене на операции, и больной откинется, это я как-нибудь переживу, но когда пациентка истекает кровью только потому, что один козел подделал анализ – то, черт, я хочу, чтобы он лег и сдох рядом с ней.
Мужчина скривил тонкий рот в подобии ухмылки.
- Ты не уложишь Хауса при всем желании – это делает доктор Уилсон, насколько мне известно, так что тебе тут не тягаться.
- Ни черта. Мои Y-хромосомы определенно круче, чем у Джеймса.
- Это точно, - мрачно согласился Рэддерс и продолжил мягче: - Камала, это все печально, но Кадди сказала, что постарается прикрыть твой рейтинг, а комиссия – это будет формальность…
- Нет! – оборвала она его, и это «нет» прозвенело словно удар стеклом об асфальт. – Эта девчонка мертва, и это не формальность. И мне плевать, прикроет ли Кадди мой рейтинг.
- Послушай меня, не связывайся, - без особой надежды сказал Реддэрс.
Магнер зябко передернула плечами, нервозным и каким-то брезгливым движением.
- Лучше я себя буду слушать. Мне нравятся советы только от умных собеседников.
Врач только покачал головой, вставая с дивана. На его невыразительном лице, обрамленном рано поредевшими волосами неопределенного цвета, застыло сдержанное несогласие.
- Я тебя не одобряю.
- Ну, это и вовсе не новость, - в тон отозвалась Камала.
Оставаясь с ней наедине мужики, как правило, хотели по большей части секса. Это не исключает одобрения, но и не требует его.
~~~
Мандрен (франц. mandrin) — стержень для закрытия просвета трубчатого инструмента (зд. биопсийной иглы).